Уничтожить

На следующий день после приезда Прюданс уединилась на кухне, она собралась приготовить яйца по-бургундски и вообще подумывала заняться готовкой, на эту мысль ее наверняка навели разговоры с Сесиль, когда дело касалось готовки, Сесиль проявляла чудеса харизматичности.

Это была ее первая попытка, и она увенчалась успехом, яйца по-бургундски удались на славу, есть их было легко, они буквально таяли во рту. А вот с мясом у Поля возникли сложности, коренной зуб с правой стороны совсем расшатался, ему казалось, что он прямо сейчас выпадет, да и другой зуб, слева, тоже начал проявлять признаки слабости.

– У тебя все еще болят зубы, дорогой? – Прюданс внезапно застыла, не донеся вилку до рта.

– Да, сегодня я что-то не очень.

– Запишись к зубному, ну правда, ты и так затянул. Позвони ему, когда мы вернемся в Париж, договорились?

Он покорно кивнул, пора уже решиться и поискать нового врача. Поль вспомнил тот день, когда его стоматолог объявил, что собирается на пенсию. Он в то время еще не познакомился с Брюно, с Прюданс у них ничего еще не было, и он существовал практически в полнейшем одиночестве. И когда старик сообщил ему, что прекращает практику, на него нахлынула волна совершенно несоразмерной, чудовищной печали, он чуть не расплакался при мысли, что они так и умрут, не повидавшись снова, притом что они никогда не были так уж дружны, никогда не выходили за рамки отношений врача с пациентом, он даже не припоминал, чтобы они хоть раз вели серьезную беседу и обсуждали что-то не связанное с зубами. Ему претит, с тревогой осознал он, непостоянство как таковое; сама идея, что все, что бы это ни было, заканчивается; то есть претит ему не что иное, как одно из главных условий жизни.

5

Брюно пригласил их в воскресенье на вечеринку по поводу объявления результатов первого тура; она состоится прямо в избирательном штабе, на авеню де Ла-Мотт-Пике. Может, ему лучше рядом с ним особо не светиться, заметил Поль. Сейчас это уже не важно, Брюно считал, что про статью все давно забыли, хотя, конечно, в зале будут слоняться целые орды журналистов, так что они, если захотят, могут сразу пройти за сцену.

Они приехали около восьми, Солен Синьяль с ассистентом и Раксанэ были уже на месте; с непроницаемым лицом Солен что-то быстро набирала на мобильнике и лишь мельком на них взглянула, ей явно приходили дурные вести. Сарфати и Брюно обходили зал, приобнимали то того, то другого, пытаясь, видимо, смягчить удар, каким бы он в итоге ни был.

Результаты, высветившиеся ровно в восемь, и правда не радовали: кандидат от “Национального объединения” набрал 27 %, Сарфати – 20 %, эколог – 13 %, кандидаты от старых правых и левых партий поделили оставшиеся голоса в живописном беспорядке, и поскольку они гурьбой повалили на выборы, большинство избирателей, как показал недавний опрос, затруднялись даже назвать их фамилии. Им удалось все-таки – и в сложившейся ситуации это можно считать чуть ли не успехом – слегка оторваться от троцкистов и анималистов; однако ни один из них не достиг магической отметки 5 %, необходимой для возмещения расходов на кампанию.

– Прогнозы второго тура не изменятся, я думаю, – не замедлила дать свой комментарий Солен Синьяль. – Мы уже две недели стоим на отметке 50–50, 51–49 в лучшем случае, признаюсь, я другого ожидала, короче, я разочарована. – С этими словами она посмотрела прямо в глаза Бенжамену Сарфати, открыто адресуя ему свои упреки. Брюно на протяжении всей кампании был очень конструктивен, нередко просто великолепен, он выполнил и перевыполнил свою часть работы, а вот слабость Сарфати на дебатах стала очевидной, он плавал в некоторых темах, и стратегия употребления в дело звезд реалити-шоу, похоже, исчерпала себя в этот вечер…

Прюданс и Раксанэ направились к буфету, там почти никого не было, на гигантских мониторах, занимавших целиком одну стену, видно было, как понемногу редеет публика, атмосфера, само собой, стала далеко не праздничной. Солен Синьяль ушла, назначив рабочее совещание на завтра, на девять утра. Сарфати резко сжал плечо Брюно и тоже смылся в некотором смущении. Поль оказался наедине с Брюно и открыл бутылку виски.

– Ты расстроен? – спросил он наконец, поскольку Брюно не произнес ни слова.

Брюно пожал плечами:

– Да не особенно; просто обидно будет, если изберут “Национальное объединение”, за Францию обидно.