Уничтожить

– Мне тебя ужасно не хватало… – сказал он ему уже с порога, и Поль вдруг понял, что Брюно никогда не бывал у него дома, хотя в последние годы они очень сблизились; он пригласил его прийти к ним поужинать на той неделе. Он был уверен, что их квартира ему понравится, ведь после назначения Брюно на пост министра его жена из чистого снобизма упорно не желала переезжать из квартала Сен-Жермен. Ему никогда не нравилась их маленькая трехкомнатная квартира на улице Сен-Пэр, которую они снимали за непомерные до смешного деньги, так что, вздохнув с облегчением, он поспешил перебраться в служебные апартаменты, как только их расставание стало для него очевидным. Но вообще-то жить по месту работы, сведя к нулю всякую возможность дистанцироваться, – рискованная идея, женщинам обычно она не по душе, так что решение Поля и Прюданс поселиться в четверти часа ходьбы от министерства было отличным компромиссом.

Брюно предупредил, что “придет не один”, достигнув этим, вероятно, высшей точки интимных откровений, и, конечно, они ничуть не удивились, увидев его с Раксанэ, она сама ни капельки не смутилась, мгновенно проявила живейший интерес к их жилищу, настолько неприкрытый, что Прюданс вызвалась показать ей квартиру, а Поль предложил Брюно выпить. Экскурсия, подробная и сугубо утилитарная, продлилась больше получаса, так что когда девушки вернулись в общесемейное пространство, над парком Берси уже садилось солнце, и Раксанэ только и смогла, что прошептать: “Очень хорошо… Просто очень…”

Второй тур должен был состояться через десять дней, и этой темы избежать было трудно, да Поль и не пытался, и честно говоря, его все это очень занимало, он записал часов десять дебатов на жесткий диск, но посмотреть еще не успел. Пока Прюданс возилась с ужином – ей и впрямь теперь нравилось готовить, – они посмотрели одну запись, дискуссию Сарфати с чуваком из каких-то непонятных левых, Поль знал его, но не мог сообразить, кто это и откуда, вероятно из “непокоренных”[47], причем вполне себе известный “непокоренный”. Брюно быстро потерял интерес к этому зрелищу, успев тем временем трижды наполнить свой бокал шампанским. У Раксанэ, напротив, сразу же сработали профессиональные рефлексы: с пультом в руке, она то замедляла видео, то выбирала стоп-кадры, очень внятно объясняя Полю, почему у Сарфати абсолютно идеальный язык тела. Он мог выразить сочувствие, насмешку или гнев, усиливая свой месседж мимикой, наклонами торса и предельно точным, убедительным и подходящим случаю положением рук, очевидно, за этим стояли годы напряженной работы.

– Проблема Бена не в упаковке, а в содержимом, – жестко подвела она итог и нажала на “стоп”; сразу после этого они сели за стол.

В ответ на вопрос Поля она сказала: нет, Солен Синьяль не притворяется, выражая беспокойство в связи с результатами выборов. Победа “Национального объединения” немыслима, но она уже пятьдесят лет как немыслима, а немыслимые вещи порой случаются. Разрыв между правящими классами и населением малых городов в провинции зашкаливает, и, на ее взгляд, забастовки, имевшие место в последние годы, – еще цветочки; кроме того, расовая ненависть в Европе достигла беспрецедентного уровня и вряд ли рассосется в скором будущем. Солен производила впечатление обычной парижанки из информированных кругов, по уши увязшей в междусобойчике медиаэлит, но у нее сохранились родственные связи с рабочей средой, и создавшаяся ситуация всерьез ее тревожила. К тому же респонденты недавно открыли новый способ обманывать опросчиков: они заявляют, что еще колеблются или не имеют твердого мнения, а на самом деле мнение они имеют, и весьма упертое. При этом они не считают, что лгут: кто ж не колеблется, пусть время от времени?

– Вам не кажется, что у меня в жарком слишком чувствуется гвоздика? – спросила Прюданс.

Поль бросил на нее недоуменный взгляд, ее безразличие к политическим темам не переставало его удивлять; впрочем, разве на его памяти Прюданс случалось выражать хоть какое-то политическое мнение? Надо смотреть правде в глаза – ей решительно насрать на все это. Что касается гвоздики, то Раксанэ знала в ней толк и заверила Прюданс, что с гвоздикой действительно сложно справиться, и она, конечно, чувствуется, но в меру, именно то, что нужно, она так считает. Брюно в свою очередь наговорил ей комплиментов, наверняка вполне искренних, вот только его опыт в области гастрономии сводился в лучшем случае к пицце “Четыре сыра”. Для него выборная гонка уже почти завершилась, Сарфати останется на передовой в одиночестве до самого конца; ему еще предстоит большой митинг за три дня до второго тура, по сути, последний митинг кампании с участием нескольких министров. Их с Сарфати выступления будут самыми длинными, по двадцать пять минут, так они запланировали, впрочем, он уже насобачился.