Уничтожить

Войдя наконец в церковь, которая была, вероятно, базиликой Святой Клотильды, Поль быстро отыскал вход в некрополь. Огромные молчаливые псы с подозрением посмотрели ему вслед, но даже не шелохнулись. Луч карманного фонарика высветил на стенах геометрические орнаменты, вышедшие словно из научной фантастики семидесятых. Повыше в выступе стены виднелись ниши с плохо сохранившимися мумиями. Поль понимал, что для того, чтобы выполнить задание, ему придется вскарабкаться по стене. На полпути вверх он почувствовал угрозу, неминуемую опасность, но успел ухватиться за край пожарной лестницы; необычайно гибкая лестница мгновенно развернулась в воздухе, и Поль оказался на небольшой площадке, расположенной на высоте около сорока метров над улицей, с нее открывался доступ на строительные леса. Семилетний ребенок быстро лез по лестнице следом за ним, держа в руке мясницкий нож; добравшись до Поля, он ударил его ножом в бедро. Несмотря на обильное кровотечение, Полю удалось вытащить нож. Обезумев от страха при мысли о возмездии, мальчик быстро спустился на несколько ступенек, но Поль выбросил нож на улицу с высоты сорока метров. Мальчик сел на пятки, презрительно глядя на него, и вдруг двое мужчин в котелках, лет тридцати, отпихнули его и проворно взобрались вверх. Дойдя до Поля, они представились режиссером и актером. Вскоре после этого по лесам поднялись их двойники, все они сгрудились на площадке, которая в итоге оказалась шире, чем он думал. Затем четверо мужчин оживленно заговорили и, забыв, очевидно, о присутствии Поля, с простодушным восхищением похвалялись друг перед другом грозным оружием, а именно складными бритвами.

Внизу, по улице, которая на самом деле была широким проспектом, запруженным людьми, ехал автомобиль в форме феодального замка. Стоя на верхушке донжона, несколько мужчин натягивали по всей ширине проспекта длинную жесткую проволоку, острую, как лезвие бритвы. Проволока с поразительной легкостью перерезала туловища прохожих, идущих по проспекту, оставляя за автомобилем груды трупов. Один из мужчин, стоявших на площадке рядом с Полем, с простодушным восторгом помянул Сэмми-мясника, как будто это могло как-то его обезопасить. Тут он просчитался, поскольку металлическая проволока того же рода теперь раскручивалась над машиной-замком, угрожая уже непосредственно им. Их беседа тут же приняла философский оборот, даже теологический: обитатели машины-замка вообще-то не имели никакого отношения к Сэмми-мяснику, он был всего лишь порождением народных суеверий, лишенных какой-либо реальной основы, сами же они являлись служителями рационалистического культа, базирующегося на дисперсии элементов, из которых состоят живые существа, и ставящего целью создание новых структур; их единственным ритуалом было убийство. В самый разгар их беседы послышался вой сирены, повторяющийся через равные промежутки времени, вероятно, кто-то вызвал пожарную команду, так что у них появился шанс быстро скрыться от грозившей им опасности.

Звонок мобильника все-таки разбудил Поля, он оставил его внизу, и звук был еле слышен, интересно, давно ли он трезвонит. Прюданс мирно спала у него под боком.

– Поль? – сказал Брюно, как только он подошел. – Извини, я знаю, что сейчас пять утра.

– Что-то случилось?

– Да. Я думаю, это сорвет избирательную кампанию.

Брюно выждал несколько секунд и рассказал. Произошел очередной теракт, о котором объявило новое интернет-сообщение. Сообщение, судя по всему, появилось около четырех утра, и на этот раз они залили его практически повсюду. Максимум через полчаса об этом сообщат все новостные каналы.

– И что в этом такого страшного? – удивился Поль. – Это уже как минимум четвертый теракт.

– Третий, если считать только те, которые сопровождались интернет-сообщениями.

– Ну хорошо, третий, но все равно эта новинка начинает приедаться.

– Да. Просто на этот раз погибло пятьсот человек.

7

Революционер… Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции.

Сергей Нечаев

Катехизис революционера