Уничтожить

Понимаясь по лестнице в кабинет доктора, он вдруг осознал, что ему только что исполнилось пятьдесят лет. Как интересно! Как быстро пролетела жизнь!.. А вторая ее половина, что-то ему подсказывало, пройдет еще быстрее, рассеется в мгновение ока, прошелестит легким дуновением, не бог весть что эта жизнь. Говорить о второй половине, кстати, было бы чересчур оптимистично, хотя, кто знает, сейчас полно столетних стариков, жизнь до ста лет становится постепенно чуть ли не нормой, если не брать в расчет тех, кому выпало заниматься тяжелым физическим трудом, но его, само собой, это не касалось.

ЛОР, мужчина лет сорока, полноватый и с виду вполне доброжелательный, но все же какой-то задерганный, предложил Полю сесть и задал ему несколько обычных вопросов – имя, фамилия, адрес, род занятий, семейное положение – для разминки, так сказать. Поль, со своей стороны, пытался примирить свои первые разноплановые впечатления от Наккаша, и у него это получалось все лучше и лучше: состояние встревоженной доброжелательности – самое то для врача, практически готовое определение профессионального отношения к пациенту. Ответив на первые вопросы, он протянул ему письмо Аль-Назри. “Да, все верно, коллега мне позвонил”, – кивнул он, наскоро пробежав все-таки письмо глазами, сказал, что проведет дополнительный осмотр, и попросил его сесть в большое откидное кресло с мягкой обивкой и подлокотниками, точно такое же, как у стоматолога, и Поль успокоился при мысли, что они не выходят за рамки все той же – сугубо зубной – области, ну, возможно, с незначительными осложнениями. Поначалу все на самом деле шло гладко, он тоже велел ему широко открыть рот, затем очень деликатно прощупал десну, после чего уже вооружился широким шпателем из светлого дерева, ни металлическим, ни островерхим, то есть совершенно безобидным инструментом по сравнению с теми, что используют стоматологи. Он долго пальпировал ему шею, нажимая посильнее в разных местах, это было странно, но не больно. Наконец он взял длинную гибкую канюлю, тонкую и прозрачную, опустил спинку сиденья, приведя его почти в горизонтальное положение, и осторожно приблизил пластиковую трубочку к его ноздрям. Поль сразу испугался, а через пять секунд, когда его пронзила жгучая, мучительная боль, и вообще закричал, не сумев сдержаться, ему казалось, что трубочка впилась ему прямо в мозг. Врач немедленно трубочку вытащил и бросил на него тревожный взгляд.

– Извините, – сказал он нерешительно, – у вас, по всей видимости, очень чувствительные ноздри.

– Да, это было невыносимо. – Поль, смутившись, понял, что у него текут слезы, но не смог совладать с собой.

– Проблема в том, что мне надо проверить вторую ноздрю.

– Нет, не надо! – умоляюще воскликнул он.

– Послушайте, я буду продвигаться с предельной осторожностью и не так глубоко, но, к сожалению, без этой процедуры нам не обойтись.

Действительно, в правую ноздрю он вводил канюлю постепенно, боль была не такой ужасной, но в каком-то смысле оно и хуже, потому что она нарастала и нарастала, он снова закричал, и когда Наккаш вынул трубочку, его снова затрясло от рыданий.

– Все, я закончил осмотр.

– Что, правда закончили? И больше не будете?

– Нет, в принципе, это больше не понадобится. Мне очень жаль, что вам было так больно, но хорошо, что мы это сделали. По крайней мере, я знаю, что в носовых проходах осложнений нет.

– Осложнений чего? – Поль задал вопрос автоматически, продолжая рыдать, он никак не мог остановиться.

Наккаш замялся, настал тяжелый момент.

– Вы, наверное, заметили… – начал он очень мягко, – что у вас появилось странное уплотнение на десне. На данном этапе, конечно, – спохватился он, – мы не знаем природу этого отека, надо провести биопсию. – Он достал длинный шприц с иглой. – Мне придется сделать вам еще один маленький укольчик, – добавил он с услужливым воодушевлением, и в тоне его прозвучала наигранная угроза, словно он попытался скрыть, что меняет тему.