Уничтожить Грейнджер (СИ)

— Крипси, позови к ней Принни, пускай посмотрит, что с ней. Сбейте жар, если не выйдет — позовёте лекаря. Она нужна нам живой и здоровой, ясно? — Эльф утвердительно закивал головой, и его уши провозились по полу. — О её состоянии докладывать мне, когда проснётся — доложить мне, попробует сбежать — доложить мне, ясно? — Эльф сжался, активнее кивая головой. — Дага к ней не подпускать и на пушечный выстрел. Подойдёт — никому не поздоровится. — Малфой прикрыл глаза, когда дверь гостиной закрылась с тихим стуком. Казалось, без Теодора стало легче дышать. — И да, убери тут, — добавил Малфой, открывая глаза и кивая на испорченный ковёр.

Эльф снова закивал головой, вмиг исчезая с хлопком. Когда он появился с тряпкой, совком и ведром, Малфоя уже в гостиной не было.

***

Гермиона со стоном открывает глаза. Щурится, пытаясь встать, и вдруг — цепь. Руки и ноги скованны, лишая возможности двигаться.

Паника пробирается внутрь, растекаясь холодом под рёбрами.

Гермиона дёргается, натягивая путы, но ничего не выходит. Цепь лишь уныло звякает от безрезультатных попыток. Паника, паника…

— Спокойно… — шепчет себе Гермиона, зажмуриваясь, сглатывая комок страха.

Глаза начинает щипать от непролитых слёз, что внезапно нахлынули на неё. Казалось, это место насквозь пропитано страхом. Страх в этой цепи, сковавшей Гермиону, страх в этом тёмном месте, от которого веет смертью и болью. Страх заполнил весь воздух…

Гермиона распахивает глаза от понимания, что ей почти нечем дышать. Паника только усугубляет ситуацию, поэтому девушка будто со стороны слышит свой хриплый, словно от долгого сна, крик: “Помогите!”. Но никто помочь не сможет, а она будто не понимает этого, снова дёргается, порываясь освободиться, игнорируя боль в запястьях от впившейся в них цепи, кричит, зовёт кого-то. Горло уже начинает саднить, когда с тихим хлопком появляется эльф, держащий одной рукой подсвечник с горящей свечой на нём. Глаза эльфа расширяются, а хрупкое тельце, замотанное в лохмотья, начинает трястись, будто перед ним не закованная девушка, а неведанное чудище. Хлопок, и эльф исчезает, возвращая темноту Гермионе, но она уже успела быстро осмотреть комнату. Теперь она знает, где находится. Она в темнице.

Каменные стены испачканы в чём-то тёмном, и Гермиона старается не думать о том, что это могла быть кровь заключённых здесь ранее. На стене справа от неё находится небольшое окно, что закрыто решёткой, а, судя по тому, что это окно не пропускает свет, — сейчас глубокая ночь. Слева от неё решётка вместо двери, по которой Гермиона и поняла, что находится в темнице, потому что там, за решёткой, видны ещё две подобные камеры.

С потолка капала жидкость, противно отражая звук о каменный пол. Вот почему было так влажно. Гермиона представила, как прямо сейчас над её камерой совершается убийство. Как невезучего мага мучают, пытают заклинаниями. Что это его кровь просачивается сквозь пол и стекает сюда, разбиваясь о камни.

Тихий смешок сорвался с её губ, как вдруг дверь со скрипом отворилась, и в камеру кто-то зашёл. Гермиона не могла видеть, кто это, но она слышала, как человек сначала застыл в нерешительности, а потом зашагал к ней. Девушка сжалась, сжимая челюсти почти до боли, чтобы не закричать от ужаса, охватившего её. А вдруг это тот человек, который только что пытал какого-то бедолагу сверху, испуская его кровь?

Шаги затихли возле её распластанного по стене тела, и девушка приложила все свои силы, чтобы не издать ни единого звука, хотя страх сжирал её изнутри.

Холодная ладонь легла ей на лоб, и Гермиона вдруг поняла, что горит. Мерлин… Холодные пальцы слегка зарылись в волосы, принося удовольствие.

Другая рука легла на плечо Гермионы, отчего она вздрогнула. Пальцы принялись поглаживать горячую кожу, спускаясь ниже. Бретельки вдруг оказались порванными, а корсет беспорядочно стянут вниз.

— Нет!.. — хрипло вскрикнула Гермиона, когда ощутила холодные губы на своей шее, в то время как руки сместились на её тело, исследуя.

Она дёрнулась, но этим вызвала лишь смешок-выдох в шею. Мягкие волосы щекотали её скулу, а внутри у Гермионы металась тысяча чувств. Она была в ужасе от происходящего, от того, что она проснулась в темнице, а теперь человек, руки которого могли давно измараться в чужой крови, отбирая чужую жизнь, исследуют её тело, поглаживая грудь, спускаясь на впалый живот, который она втянула из-за холодных пальцев. И, чёрт, этот холод был так приятен, что она не заметила, как незнакомец прошептал её фамилию.

Из оцепенения её вырвало ужасно постыдное, опьяняюще-жаркое, влажное прикосновение чужих губ к её груди.

— Нет! — запротестовала она, снова дёргаясь, пытаясь вжаться лопатками в холодную стену.

Вдруг раздался хлопок, и в камере появились два эльфа. Один держал в руках подсвечник с уже тремя горящими свечами и полотенце в ведре с водой, а другой сражался с матрасом, который был непозволительно большим по сравнению с маленьким тельцем эльфа.