И Драко поднимает руку, в которой зажата палочка. Медленно вычерчивает руну, выкрикивая ненавистное заклинание.
Грейнджер снова кричит, и крик её режет по натянутым барабанным перепонкам. Она выгибается, едва не ломая себе позвоночник, а Драко смотрит и опускает руку. Белла увлечена, Белла не замечает этого. Заливается смехом, подлетает к Грейнджер и кричит:
— Где Поттер и Уизли, бесстыжая дрянь?!
А Гермиона почти не слышит, только вновь шепчет: «Я не знаю», — сплёвывая кровь.
— Хорошо.
Белла поднимается, и Драко смотрит на неё во все глаза. Что с ней?!
— Хорошо.
Она вновь подлетает к Грейнджер, доставая из ножен кинжал. Лезвие сверкает в свете свеч, холодит все внутренности одним своим видом. Белла хватает Гермиону за руку и приставляет кинжал. Истерический смех снова заливает помещение.
— Хватит… — шепчет Драко, пытаясь встать.
А комната кружится, кружится и голова. Стены движутся, то наступают на Драко, то удаляются, шелестя занавесками на окнах. Свечи вспыхивают ярким огнём, заставляя жмуриться, а потом резко гаснут, окуная комнату во тьму.
Гермиона лежит на полу, устремив невидящий взгляд в потолок. С обнажённой руки тонкими струйками стекает кровь, а Драко во все глаза смотрит на надпись, сделанную Беллой: «Грязнокровка».
Драко смотрит и почти не чувствует себя. Создаётся впечатление, что он просматривает чужие воспоминания. Огонь свечей дёргается в последний раз, и до слуха долетает звук захлопывающейся двери.
На плечо кто-то кладёт руку, и это почти ломает Драко. Он не готов с кем-либо разговаривать, он не готов слушать и действовать, он просто не будет воспринимать информацию.
— Драко, пройдём в другую гостиную.
Грубый голос окутывает против воли, а Драко не хочет этого, он ненавидит этот голос и человека, которому он принадлежит, но, несмотря на это, ноги уже несут его к выходу.
Драко с трудом садится на диван, его штормит, а горло жутко дерёт, не говоря уже о тошноте. Какой чёрт дёрнул его пить это хреново огневиски?!
Драко чувствует тяжесть на своей душе, теперь она стала ещё темнее, и от этого не отмыться вовсе. Пальцами оттягивает горловину рубашки, которая, кажется, душит. Не выдерживает и дёргает её, отчего пуговица отрывается и отскакивает от дивана на пол. Даже чёрная бусинка смотрит на него с жалостью и некоторым презрением.
— Идите к чёрту, — шепчет он. — Все к чёрту!
Тошнота подкатывает к горлу, а комната снова гаснет в воспоминаниях.
Яксли сидит на диване Драко и ухмыляется, смотрит свысока, будто это не он каких-то полчаса назад чуть не наделал в штаны. Пьёт чужой виски, как воду, заглатывает и заглатывает, ставя стакан на стол со стуком.
Селвин разместился в кресле. Он пьёт меньше, но тоже усмехается.
— Видал, какой шрам Беллатриса сделала нашей грязнокровочке?
Грубый смех заливает комнату, и Драко кажется, что ему становится тяжелее дышать.
— Нашей? — раздражённо удивляется Драко.
Он поднимает брови в вопросе, не сводя напряжённого взгляда с Селвина, который, кажется, ничего не замечает. Делает большой глоток, морщится и отставляет бокал, удобнее устраиваясь в кресле.
— Да, нашей. Ты не первый, кто испробовал грязнокровочку на вкус, — ржёт он.
Смех на мгновение заглушается стуком мысли в голове. Драко хмурится и отставляет бокал на стол.
— В каком смысле «не первый»? — осторожно спрашивает Драко, ощущая жгучее желание ошибиться.
Селвин прыскает от смеха. Его взгляд, слега расфокусированный от алкоголя, находит лицо Драко. Лицо искажает противная ухмылка, а изо рта вылетают грязные слова, которые Драко не хочет слышать, в которые не хочет верить.
— Помнишь тот день… Точнее, ту ночь, в которую тебе приспичило зазвать нас в Хогвартс, м? — глаза его блестят. — Так вот, пока мои парни мочили твоих школьников, я нашёл комнату, в которой меня с распростёртыми объятиями ждала грязнокровная шлюшка…
Драко сжимает кулаки, почти слыша скрип свое челюсти.
— …и как накинулась на меня. Короче, её сладенькое тело пришлось мне по вкусу. О, а как она кричала. М-м, просто прелесть. Ну, ты же знаешь, её трахать приятно. Уверен, ты не раз ей вставлял…
Драко был не так пьян, как они. Вскинуть палочку и направить её на Селвина — секунда дела. Рука вычерчивает знакомую руну, а воздух разрезает крик. Бокал падает на пол, заливая ковёр недопитым огневиски, что растекается, впитываясь в светлый ворс.
***
Занавеска в спальне слабо колышется, пропуская лёгкий пряный аромат опавших листьев. Осень наполнила собой комнату, мягко окутывая застывшую на одном месте Гермиону. Тёмные ресницы слиплись из-за слёз, которым она позволила течь по щекам, опадая на ткань платья, что быстро впитывала влагу в себя.
В комнате пахло не только осенью. Воздух был наполнен густым запахом крови и пониманием. Дрожащие пальцы Гермионы перебирали испачканный кровью подол платья. Свежие раны левой руки болезненно ныли, но Гермиона не смела опустить взгляд на ненавистную надпись.
— Грязноковка… — одними губами произнесла Гермиона, быстрым движением языка увлажняя их, ощущая на языке солёность.