Универсальное устройство. Неизвестная история создания iPhone

Такое преступление подхлестнуло страны в 1989 году сформировать Базельскую конвенцию о контроле за трансграничной перевозкой опасных отходов и их удалением, которую подписали 185 стран и утвердили все, кроме, как можно догадаться, США.

(И, что самое странное, Гаити.) Конвенция стала попыткой предотвратить то, что всё чаще называлось «токсичным колониализмом», и электронные отходы попали в их сферу влияния.

Если бы «Хиан Си» не развернули на Багамах, этот извилистый путь субподрядчиков по удалению отходов, возможно, никогда бы не заметили. Власти Филадельфии заплатили корпорации Joseph Paolino and Sons шесть миллионов долларов за устранение отходов, которые компания затем передала Amalgamated Shipping Company, зарегистрированной в Либерии. Когда случилось фиаско, за дело взялась другая компания, Coastal Carrier. Суть в том, что существует запутанная цепочка подрядчиков, субподрядчиков и иностранных компаний, из-за которой сложно отследить, куда именно направляются отходы, когда покидают американские дома. Поэтому даже сегодня Базельскую конвенцию довольно сложно реализовать.

Что возвращает нас к Гуйю, где через точно такие же цепочки торговцев ядами со всех концов света проходит налаженный поток электронных отходов, идущий в Гонконг, а затем в китайский городок в трёхстах километрах от него. Так продолжалось на протяжении двухтысячных годов. Компании, занимающиеся утилизацией и вывозом отходов из богатых стран, как оказалось, сгружали свой технических мусор на пустырь в нескольких сотнях километров от Шэньчжэня, где изначально эта техника, скорее всего, и собиралась.

Общественная организация из Сиэтла, именуемая Basel Action Network (BAN), выяснила в 2001 году, что товары из США и Европы чаще всего оканчивали свою жизнь в небольшом городке Гуйю, где рабочие-мигранты вручную сортировали гаджеты, погружали их в кислотные растворы, чтобы удалить следы ценных металлов, и прогревали над огнём монтажные платы, чтобы убрать с них свинцовые пайки. Река, протекавшая поблизости, почернела от электронного пепла, поля были обуглены от постоянного сжигания пластика, у детей начали обнаруживать опасное для жизни содержание свинца в крови, а количество выкидышей у женщин зашкаливало.

Сегодня, по словам водителя, на тех самых полях, где сжигали компьютеры, выращивают рис. По дороге в город действительно видны ужасные свидетельства тех историй. Чем ближе мы подъезжаем, тем яснее видны огромные разноцветные рекламные щиты, восхваляющие достоинства нового завода по утилизации отходов. После многих лет нападок прессы и негативных комментариев местные власти, кажется, настроились изменить городской облик и репутацию.

Вместо того чтобы позволять сотням мигрантов сжигать монтажные платы на полях, правительство создало комплекс для утилизации отходов и извлечения металлов: индустриальный металлургический комбинат, переплавляющий провода, и организованные склады, которые переработчики могут арендовать, чтобы заниматься разбором электроники более безопасно. И вот мы здесь. Комплекс всё ещё достраивают, готова только половина, хотя все склады уже заполнены. Всё потому, говорит водитель, что большинство бывших переработчиков не захотели платить аренду, поэтому они продолжают всё делать в более скрытной обстановке, подальше от чужих глаз, продолжая вести дела или в городе, или где-то на его окраинах. Он намекает, что планы властей носят по большей части косметический характер: всё в основном идёт по-старому, и риски никуда не делись, только теперь вся неприглядная сторона скрыта от глаз общественности.

Очень хорошая метафора для описания общего состояния электронных отходов. Отходы электронной промышленности – самый острый вопрос в технологической индустрии. Порождённые в значительной мере взрывом популярности iPhone и прочих смартфонов (что вложило сложную электронику в руки небывалого числа людей), электронные отходы до сих пор остаются чумой, поразившей всю планету. Для американцев соблазн вывезти электронные отходы за границу просто велик: разбирать нынешние устройства – утомительный, затратный по времени труд, а большинство материалов после разборки ничего не стоят.

«Тут почти ничего ценного», – говорил мне Дэвид Мичод, металлург, распыливший мой iPhone. Не то чтобы не велись какие-то серьёзные разговоры об утилизации телефона с целью изъятия из него металлов, но такой вариант попросту не окупает сам процесс утилизации. «Нужно переработать очень много iPhone».