Универсальный принцип

– Однажды я купала Фросю… Я была уставшей, голодной, у меня кружилась голова… Дочка в тот день почему-то капризничала, это было не похоже на неё… Наверное, она тоже была голодна, но молока у меня с каждым днём становилось всё меньше и меньше… И я злилась на неё. Она высасывала мою жизненную силу, она хотела жить, а я – уже нет.

В Зале судебных заседаний повисла тишина. В коридоре громко переговаривались, смеялись, свистели. Судья встретился взглядом с Секретарём и махнул рукой в сторону двери. Секретарь высунулся в коридор, зашикал, зашипел, а Подсудимая тем временем продолжила говорить:

– Стало быть, я купала Фросю, она плакала, я злилась… Сильно злилась. И даже не то чтобы злилась… Не знаю, как описать это чувство… Мне хотелось развязки… неминуемой… ежесекундной… Я окунула Фросю в воду с головой и прижала к самому дну жестяного корыта. Она так бешено задрыгала ножками и ручками, распахнула глазки и загипнотизировала меня предсмертным ужасом. И какое-то время – секунды, доли секунд – я боролась с желанием нырнуть в эту смертельную бездну вслед за дочерью. Но потом у меня получилось сообразить, что это жестяное корыто не бездонное, а напротив – очень и очень мелкое… для меня… для взрослого человека… И поэтому я сама ну никак не смогу утонуть в нём. «Что ж, – решила я тогда, – пусть хотя бы дочь утонет.» На прощание я заглянула в невероятно огромные на тот момент, какие-то даже гротескные глаза Фроси…

И вдруг мне показалось, что она как будто бы всё понимает… Всё! Абсолютно всё! Понимает тупиковость и бессмысленность собственной жизни, тщетность надежд, абсурдность чаяний, нелепость переживаний… Но как какая-то отчаянная авантюристка или адреналинщица хочет попробовать всё это прожить. Прочувствовать… И будто бы, чтобы уверить меня в правильности моего восприятия, Фрося вдруг подмигнула мне левым глазом, – Подсудимая повернула голову к окну, всмотрелась вдаль, затем вновь оборотилась к Обвинителю. – Я рывком дёрнула её из воды, она так громко плакала, что к нам даже соседи пришли. Видимо, увидев других людей, она инстинктивно почувствовала себя в безопасности и угомонилась. После того случая я поклялась себе, что никогда не повторю подобного с одним лишь исключением, если дочь сама не попросит меня сделать это.

– Во-о-от! Видите? – проговорил довольный Константин Ипатьевич. – Сегодня Подсудимая рассказала нам такую занимательную историю про купание… А вы говорите, – он, сощурившись, посмотрел в сторону Защитника, передразнивая его, – бессмысленные расспросы, бессмысленные расспросы!..

Карл Фридрихович со всей силы сжал зубы и отвернулся. Обвинитель заинтересованно посмотрел на Подсудимую:

– И что было дальше, Анастасия Поликарповна?

– Да ничего особенного… Дальше вы всё знаете…

– И всё же… Вдруг ещё что-нибудь новенькое выдадите…

– Что ж… Получается… продолжили мы жить с дочкой в постоянном недоедании и жуткой нищете. Нас регулярно навещали представительницы многочисленных Ювенальных служб, следили за умственным и физическим развитием ребёнка в соответствии с нормами и законами, прописанными в Конституции, бесстыдно закрывали глаза на нашу бедность и всё подбадривали нас поговорками… Кто нужды не видал, тот и счастья не знает… Богат – не хвались, беден – не отчаивайся… За богатым не утягаешься… Не хвались серебром, хвались добром, – женщина помолчала какое-то время. – Да уж всех пословиц и не вспомнишь. Фрося в детстве их все на зубок знала, хмурые женщины в штатском часами учили её этим истинам.

Став школьницей, дочка поначалу также выказывала крайнюю прилежность и послушание. Читала, писала и зубрила всё, что задавали преподаватели. Вплоть до Школы пятой ступени. Там уже, то ли окружение её сподвигло на непослушание, то ли сама она, став подростком, открыла в себе грани дозволенного… Мне сложно сейчас сказать. В те годы я старалась особо не разговаривать с ней, выполняла свои материнские обязанности и строго-настрого запрещала себе изливать перед девочкой душу – боялась навредить. У меня была своя правда, у Ювенальной юстиции и многотомной Конституции – своя. Моя правда, идущая вразрез с общепринятой, не приносила мне ничего, кроме страданий. Я надеялась, что, может быть, чуждые мне истины сделают Фросю хотя бы не такой несчастной, какой была я. Но дочке полюбились антиконституционные эксперименты. Попробовав единожды, она пристрастилась ко всему незаконному. Заканчивая Школу пятой ступени, Фрося имела самые низкие отметки по успеваемости и более сотни нареканий…

– И какие же беззакония вытворяла ваша дочь?

– Аудиовизуальное потребление запрещённого контента… Несанкционированные проникновения на территории с ограниченным доступом… Посещение подпольных библиотек… Участие в нелегальных мероприятиях…

– Да уж… Уверенный правонарушитель! Совершенно асоциальная девочка, такая же как вы, – Константин Ипатьевич недовольно потёр шею. – Каково же было наказание?