Универсальный принцип

– Я уже многократно отвечала на этот вопрос, пыталась его интерпретировать с разных точек зрения… Но, надо признать, мне сложно выстроить истинную причинно-следственную цепочку… Последние годы Фрося стала очень замкнутой, хмурой, дикой. 7 апреля прошлого года, когда я застала её на кухне с пистолетом, – Подсудимая замолчала, опустила глаза, – одним словом, на тот момент мы не разговаривали с дочерью уже дольше года. То есть вообще не разговаривали. Никак. До этого был период, когда мы достаточно доверительно общались. Просто как-то так вышло… Сближались, сближались и однажды стали очень доверять друг другу. Я испытывала тогда какое-то странное чувство. Не знаю… что-то похожее на эйфорию. Мне вдруг всё показалось не таким уродливым. Я осознала, что я не одна. Рядом со мной есть близкий человек. Очень близкий. Который любит и понимает меня. Тогда-то я и рассказала Фросе о том случае… с корытом… Фрося обиделась, расплакалась, а потом и вовсе устроила истерику. Я её еле успокоила…

Помню, как утром после случившегося она, изнурённая, сидела, забившись в угол дивана и всё расспрашивала меня, почему я её тогда не убила? А вечером она мне сказала, что много-много лет назад я предала её, ещё совсем глупую, ещё грудную… А потом она постепенно стала закрываться, и наше общение вплоть до её смерти замерло на убогом прозаичном буднично-рутинном уровне… Что лучше всего приготовить из дешёвых рыбных консервов, как помыть окна без жидкости для мытья стёкол, как отгладить рукав «фонарик» без гладильной доски… Я пыталась… Многократно пыталась пойти с дочерью на сближение, но всегда получала жестокий отпор.

В прошлом году, в день смерти, Фрося невероятно мучилась, чувствовала себя беспробудно одинокой… Она пренебрегла привычной сдержанностью в разговоре со мной, напротив… Она сказала мне, что общество подпитывается от несчастий и унижений других людей, как от аккумуляторов… А ещё она спросила у меня: «Знаешь, о чём разговаривают люди в 95% случаев?» Я не знала… О других людях, ответила она. «Ты представляешь? Мы рождаемся, чтобы поговорить о других, которые, в свою очередь, рождаются, чтобы поговорить о нас…» Я с тех пор каждый день думаю об этом… А ещё думаю про жестокость… Про жестокость всего вокруг…

Вынудив Фросю стать проституткой, общество как будто бы разразилось хохотом ей в спину, многажды осуждая, принуждая стыдиться самой себя и рано или поздно ожидая чистосердечного раскаяния… Изнутри её раздирала проблема ничтожности человеческой жизни, бессмысленности, обесцененности… А снаружи прессовало ослепительно благопристойное человеческое общество, – отягощённые наручниками запястья не позволили Анастасии Поликарповне как следует одёрнуть юбку, цепи громко ухнули. – И ещё… Ещё Фрося сказала мне, что уже много-много недель думает, но никак не решит, в чём меня винить. Мол, есть дети, которые винят своих родителей… кто в безотцовщине, кто в бессребреничестве, кто в пьянстве, а я… Я даже никакого ощутимого изъяна не имею! Ни хорошая, ни плохая… Настолько ничего не значащая и ничего не стоящая, что меня даже и винить не в чем! И я с ней была согласна. Я и сейчас с ней согласна, – Подсудимая помолчала. – Фрося… Фрося так горько плакала в тот день. Жалость меня парализовала. И страх. Страх оттого, что я испытываю таковую жалость. Мне не хотелось. Совсем не хотелось испытывать жалость к собственной дочери. Да и никакому родителю не хочется, чтобы его ребёнок был жалок.

Я терзалась. Жестоко терзалась… И когда дочь протянула мне пистолет и сказала: «Пожалуйста, выстрели в меня… У меня не хватает сил…». Я почти без колебаний исполнила её просьбу, – женщина перевела дыхание, посмотрела в окно. – Я готова понести наказание. Любое наказание. Я, наверное, действительно виновата в глазах общественности, но мне всё равно, потому что я честна как мать перед собственным ребёнком. Я готова понести наказание и всегда была готова. Я пожелала сразу же вслед за дочерью застрелиться, но, к несчастью, пуля была только одна. А потом на выстрел сбежались соседи. Даже, я бы сказала, как-то слишком поспешно сбежались. А дальше всё закрутилось в ещё более бессмысленный клубок, чем прежде: солдаты, наручники, тюрьмы…

– Ну какие вы непрактичные, ей-богу! На ровном месте проблему делаете! Ну какие муки? Какие страдания? Евфросинья Ильинична успешно проработала в программе «Регулярный практикум для удовольствия» более пяти лет… И сумела сделать неплохую карьеру…

– Да, вроде, что-то такое было…