Универсальный принцип

Тревога в глазах Общественного обвинителя сменилась благодарностью, и он живо закивал:

– Да-да, конечно, я к вашим услугам.

– Тогда давайте сделаем так, – Дудкин почесал щёку, размышляя. – Вы подъезжайте ко мне завтра, сможете? – Обвинитель совершил заготовленный кивок. – Прекрасно! По времени… Давайте… приблизительно… как сегодня. Плюс-минус час-два. Вы ведь подождёте, если что? – Обвинитель уже отрепетировано кивнул. – Да… и клерка своего обязательно привезите. Того самого, о котором вы говорили. И, конечно, все сведения, что у вас на Кляйн-Чулкова имеются. Обязательно! Все до единого! – хозяин кабинета расправил плечи и откинулся на спинку кресла. – Что ж… До завтра!

Константин Ипатьевич встал на ноги, которые показались ему неродными, засуетился, пытаясь подхватить завалившийся на бок портфель, и, прежде чем массивная дверь отрыгнула его тучную фигуру, успел многократно попрощаться.

На улице вечерело, Обвинитель поднял руку и стал ждать транспортное средство, мыслями вернувшись в министерский кабинет и приступив к тщательному анализу всего сказанного и услышанного. Вскоре возле него остановилась гужевая повозка, которую тянула неповоротливая лошадь со спутанной гривой и раздутыми боками. Константин Ипатьевич взгромоздился на прогнившие охапки сена и выкрикнул адрес. Лошадь нехотя заковыляла под невнятное бормотание возничего. Проезжая мимо ветхой церковки, Общественный обвинитель вдруг решил повременить с возвращением домой и попросил остановиться.

– Тпру! – задребезжал мужицкий голос.

Лошадь проигнорировала команду и продолжила настырно плестись в медленном аллюре до тех пор, пока не получила звонкого удара кнутом по правому боку. Константин Ипатьевич слез с повозки, отряхнулся и положил деньги в растопыренную ладонь возничего. Главные церковные врата были облеплены разноцветными листовками: «30% скидка на повторное венчание!», «Не пропустите: каждое первое воскресенье месяца причастие вином 5-летней выдержки!», «У нас самое лучшее отпевание в городе! При заказе оптом – цены пополам!», «Только сегодня бесплатное помазание аргановым маслом!», «Евхаристия для аллергиков: преломим хлеб без глютена!».

Общественный обвинитель низко-низко поклонился перекошенным деревянным воротинам и вошёл под своды, намертво пропахшие воском и ладаном. Купив 50-сантиметровую свечу, Константин Ипатьевич зажёг её от лампадки и замер перед иконостасом. Через некоторое время по левую руку от Обвинителя возник сутулый старик в грязной робе. Он принялся старательно класть поклоны, а потом достал носовой платок из нагрудного кармана, отрывисто посморкался и, полуобернувшись к Константину Ипатьевичу, спросил:

– Много плохого натворил?

Общественный обвинитель недоверчиво покосился на старика и вновь устремил пристальный взор на иконостас.

– Свеча-то какая крупная, – вновь заговорил старик. – Значит, много плохого натворил.

– Нет, – Константин Ипатьевич рассердился, но вспомнив, что он в месте, где сердиться не подобает, начал выдавливать из себя благодать. Благодать никак не выдавливалась.

– Исповедаться, милок, тебе не мешало бы…

Обвинитель зло покосился на старика:

– Дед, ты мне мешаешь. Шёл бы ты…

– Злой ты человек!

– Дед! Иди, а? Вон сколько других икон поразвешено. Иди там постой! Что ты тут-то трёшься?

– Да-а-а, – сказал старик и безнадёжно махнул рукой. Константин Ипатьевич вновь устремил пристальный взор на иконостас.

– Если вдруг… что надумаешь, – старик перешёл на шёпот, – у меня тут знакомые есть. В чинах! – старик сделал волнообразный жест рукой и многозначительно закивал.

– Дед, у меня наоборот всё, понимаешь? Думал, всё плохо обернётся, а обернулось хорошо. Вот я и пришёл сюда… Спасибо сказать!

– А-а-а, – сказал старик. – Ты – молодец! И с благодарностью сюда ходить надо, а не только прелести мирские поканючить. Постенать да поплакать! – он замолчал на время.

Пламя свечи слабо трепетало. Глаза Общественного обвинителя, устремлённые к иконостасу, подёрнулись поволокой.

– А благодарить ты умеешь, как я погляжу. Чистота и искренность… Мягкость и кротость… Разжигая свечу – разжигаем пламенный дух наш. Возвещаем всем о готовности к жертвам ещё более суровым чем те, что выпали на долю нашу… Свету, что от свечей наших исходит, положено попалять скверны всяческие, что источает разум неуёмный; подогревать сердца охладевшие, супротив добрых дел восстающие…

Константин Ипатьевич молчал, пытаясь впустить в своё сознание истинную благообразность, всепринятие и всепрощение. После минутной паузы старик продолжил свой монотонный монолог:

– А здесь всегда так… Ничего праздного, ничего ненужного. Всё поучительно, всё во благо. Придёшь сюда и очистится естество твоё. И глаза засияют, и в голове просветлеет, и хочется обнимать всех, и дарить всем доброту души своей! – он совершил два быстрых поклона в сторону иконостаса и внимательно посмотрел на Обвинителя. – Так тебе ж домой поди пора, милок? Небось дома-то жена, детки? А свеча-то до-о-олгая. Этак до ночи стоять можно… Я человек добрый, если взаимовыручка нужна – с радостью готов помочь.