Универсариум

– Ага! – раздраженно огрызнулся Марк. – Но и тебя я здесь видеть больше не хочу. Всосал?

Это было лишним. Я и так сюда больше не собирался захаживать. Но этот его насколько дерзкий, настолько и тупой выпад, рассчитанный на публику, в глазах которой он напоследок решил обозначиться властным хозяином, – был определенно лишним.

– Марфуша, – гневно рыкнул я на него, как на насекомое, – забирай весь свой сраный клуб и вытряхивайся отсюда на хрен! У тебя три с половиной месяца на это. До конца срока аренды.

В этот момент музыка замолкла. Видать, диджей сообразил, что это его финальный сет. Гости молчаливо наблюдали за нашей словесной перепалкой. О которой будут судачить еще хрен знает сколько.

– Можешь перевезти всё в магазин трусов своей жены, – уже издевался я. Наверное, потому, что скопившиеся в моей крови бесы нашли наконец выход – и теперь с разбега набрасывались на семью Стекольниковых. – Там устраивай свои революционные вечеринки.

У Амалии нахмурились брови.

Она быстро схватила со стола рюмку и плеснула мне водкой в лицо.

– Я не сука, – процедила она, тем самым пояснив, в ответ на какие мои слова она так невоспитанно поступила. – Ты сам урод.

Ну какая же ты не сука, если самая настоящая сука. И главное, бесстрашная! Не боится, что я сейчас в порыве бешенства раскрою ее мужу, что трахал ее и в хвост и в гриву… Да и правильно, что не боится. Конечно, я так не сделаю.

Я, не вытирая лицо, вцепился двумя руками в стоящее на столе ведерко и, перевернув его, высыпал черную массу Амалии на голову.

Ахи и охи волнами полетели по залу.

Амалия, моментально превратившаяся из светской львицы в болотную кикимору, стояла, чуть приподняв от шока руки и широко раскрыв рот, и обтекала икрой.

Нет, я этим не горжусь. Оно как-то совершенно интуитивно получилось. Не стоило мне так. Эх, жалко…

Наконец ее доблестный муж очнулся и с неразборчивым, но, кажется, воинственным визгом, замахнулся рукой, чтобы, видимо, нанести мне сокрушительный апперкот в челюсть, от которого я должен был бы, как в замедленной съемке, подлететь в воздух и упасть спиной на столик, разбив его вдребезги. Но у него получилась какая-то нелепая пощечина. И пришлась она мне больше даже по шее, чем по щеке.

Я не стал ничего обдумывать, а рефлекторно нанес ему такую же оплеуху – но настоящую, мужицкую, свернутой лодочкой ладонью – прямо по виску.

От этого удара Марк не удержался на ногах и упал.

А вот его не жалко. Заслужил.

Ахи и охи взорвались еще громче.

Я оглядел зал. Все стояли как вкопанные. Ни движения, ни шороха, ни вздоха. Музей восковых фигур, сука.

Кажется, необходимую революцию в «Сан-Марко» я уже совершил. И для этого не потребовалось полтора миллиона долларов. И не пришлось выгонять добросовестно исполняющих свои обязательства организации из третьего и четвертого этажей этого здания. Наоборот: скоро освободятся первые два этажа.

У меня было чувство, будто я подобрал правильный соус под жареное мясо.

Пора уходить.

Пора покинуть навсегда этот поганый склад манекенов.

Аривидерчи, суки.

Я свободно зашагал к выходу. А мои бесы, наставляя на взволнованную толпу револьверы, прикрывали мой уход, чтобы ни одна тварь вдруг геройски не дернулась меня догонять.

Никто не дернулся.

Я сел в машину, открыл окна и покатил.

Сегодня город был изнеженно красив.

12

– Доброе утро, Эдуард Валентинович? – мурлыкнула Дина, едва я ступил на этаж.

Она вернула себе прежнюю объемную прическу – густые белые пружинки до поясницы. Безумно красиво.

Видимо, она испугалась, что, изменив ее три дня назад, встретила мою неоднозначную реакцию, – а ведь мне-то было не более чем просто непривычно! – и решила не экспериментировать в этом направлении и вернуть всё на круги своя. Чтобы ее великий начальник был доволен каждой мелочью в ней. И он доволен.

– Принести сейчас ваш кофе?

– Нет. Принеси, пожалуйста, свежевыжатый сок, апельсиновый, – я закрыл за собой дверь кабинета и представил, как Дина сейчас тупит, смотря на табличку с моим именем.

Не знаю, где она его добудет. Пусть хоть в горшке вырастит и руками выжмет. Уверен, при ее самоотверженном старании у нее непременно всё получится.

Я открыл все окна, упал в кресло, закинул ноги на стол. Новый день. Прекрасно.

Всё прекрасно, даже несмотря на оставленные в моем сердце следы вчерашнего дня.

Это неутоленная ностальгическая жажда нежности от Виолы. Которую я полгода заглушал бесконечными плотскими утехами с разными женщинами – от бесплатных до дорогих, от низких и тонюсеньких до двухметровых кобыл, от одной робкой до одновременно четырех психопаток… Правда, всегда неоспоримо красивыми.

Но, кажется, по-настоящему приглушить жар, оставленный во мне Виолой, получилось только после моей незабываемой ночи с Полиной.