А вчерашняя тяга к Вишенке уже не была так сильна, как раньше. Это скорее было затлевающее покалывание. Требующее утешения моего собственного эго в том, чтобы она, сука, поняла, кого потеряла, и пожалела, что была такой тупой дурой. Но Виола хотела нашей встречи по этим же причинам. И добилась-таки желаемого итога. А я – нет. Но именно это мое разочарование неожиданно помогло мне вычеркнуть ее из списка моих желаний. Вроде отпустило. Виола канула в пыльный подвал со старыми ненужными вещами.
А еще неутоленной осталась и другая жажда – заколоть пышногрудую и круглозадую Лизу. Которая изрядно наделена кричащей сексапильностью, даже чересчур кричащей – переходящей в истерическую и вульгарную. Но это никак меня от нее не оттолкнуло вчера, а, наоборот, раззадорило настолько сильно, что по приезде домой после нереализованного выброса похоти пришлось догоняться до состояния покоя самостоятельно, вручную, за непродолжительным просмотром наисмотрибельнейшего кинопродукта.
И после этого ситуация с Марком… и его очаровательной супругой тоже перестала летать пылью перед глазами, а мирно улеглась на дно, очистив воздух. Всё было правильно. Я отфильтровывал окружение. А некоторые люди, которых я привык называть друзьями, по сути, не вкладывая в это слово какой-то глубокий смысл, просто оказались со слишком толстым поясом негатива и не пролезли в узкие поры моего обновленного духовного фильтра.
Поэтому сегодняшний день – новый чистый лист.
Стук в дверь.
Показалась Дина. В руках поднос: графин с соком и стакан. Да ты ж моя умница! Положила на стол и улыбнулась – нарывается на похвалу, мол, правда я большая молодец, шеф.
Ох уж эта улыбочка. Ох уж эта Диночка.
Очень красивая. Просто картинка. Просто кукла. Таких сейчас не делают.
За геометрией ее лица и тела не следят, как в каком-то кордебалете, специалисты с измерительной лентой, штангенциркулем и транспортиром. Ее невероятно утонченные, изысканные черты и формы были искусно прорисованы и запрограммированы в самом высокохудожественном источнике Вселенной. Уверен, профессор, объяснил бы это как-то так.
– Спасибо, – я взял стакан с подноса и пригубил.
Дина немного замялась.
– Эдуард Валентинович, я организовала всё, как вы вчера сказали. Квартира арендована и оплачена на шесть месяцев. Ключи были переданы вашей… гостье.
Она опустила глаза.
Я почувствовал ревность в ее внезапно ослабшей ауре.
– Это тайная дама сердца одного прокурора, – соврал я. – Он попросил меня помочь в этом деликатном вопросе. Поэтому пришлось немного посодействовать. Спасибо, что поучаствовала.
Вообще, конечно, я не обязан ей ничего объяснять, а тем более успокаивать, но всё же из-за ее всепоглощающего доброжелательного отношения мне захотелось угостить ее таким фальшиво-доверительным признанием.
Судя по ее ожившим голубым глазам, это сработало.
– Не за что, Эдуард Валентинович. Меня это нисколько не затруднило.
Она еще раз умиленно взглянула, как я попиваю принесенный ею апельсиновый сок.
– Вам нужно что-нибудь еще?
Ох, Диночка. Моя невозможно прекрасная Диночка. Моя запретная, затабуированная Диночка. Как же ты, твою мать, хороша!
Когда-нибудь я не выдержу и… Пфффф.
Самый лучший день для чего бы то ни было – это сегодня.
– А ну-ка, Дин, иди сюда.
Я встал и двинулся к окну. Она подошла.
Я медленно прикоснулся к ее шикарно закрученным волосам. Скользнул по ним ниже. Прикоснулся к плечу, к кисти. Погладил ее по порумяневшей щеке.
Она отвела взгляд и шумно выдохнула. Не шевелилась.
Я положил палец на ее чувственные розовые губы.
Дина посмотрела на меня голодными глазами.
Правил нет.
И ее вечно вытянутые губоньки были награждены моим мягким поцелуем. Без засоса. Без буйного вторжения языка в рот и хаотичного блуждания в нем. Без погрызывания и причмокивания. А нежным протяжным поцелуем. С осторожными поглаживаниями губ друг друга. Словно мы два тайно влюбленных персонажа драматической пьесы, впервые получившие радость близкой встречи.
Правил нет.
Я взял ее за кисти и упер их в подоконник. Стал сзади, провел ладонями по тыльной стороне ее гладеньких безупречных ножек снизу вверх. Закинул юбку на резко вогнувшуюся внутрь спинку, выдавившую выше и очертившую изящными кривыми линиями ее глянцевую попку, ааай, сейчас сгорю… и спустил трусики.
Я знаю, ты давно этого хочешь.
– Эдуард Валентинович, – трепетно зашептала она, – сюда может кто-нибудь войти.
Но в ее шепоте не было мольбы прекратить. Это был шепот между двумя сообщниками, совершающими преступление под покровом ночи и под носом у спящих свидетелей.
– Могу… – я сунул пальцы ей в рот, – всё что угодно… только я.
Правил нет.
Я смотрел на мир за окном сквозь трясущиеся серебристые Динины кудряшки. Великолепная панорама. Это мой самый любимый город на планете. Сказочная погода. Нежарящее солнце, щекочущий легкий ветер, запах весны.