Ну, «ничего» это понятно. У тебя всегда «ничего не надо».
Ну ладненько, мамуль, отдыхайте.
Привет ему передай.
Ну давай. Люблю тебя.
Давай, пока.
17
Я не успел отложить мобильник после разговора с мамой, как он зазвонил, высветив на дисплее незнакомую последовательность цифр.
Возможно, это кто-то из моих партнеров, на звонки которых я не отвечал уже несколько дней – с тех пор как ушел на каникулы духовного очищения и роста. Всё еще пытаются пробиться к моему вниманию для решения своих неинтересных мне проблем. Номер был незнакомым в принципе, но я заметил, что с него звонили мне каждый день с самого понедельника, с которого стартовал мой отпуск.
После улетной ночи с Полиной мое настроение было на запредельном уровне, и ничто не смогло бы его омрачить даже на хренову долю оттенка.
Я равнодушно ответил. Из телефона прозвучало:
– Эдуард, привет, – тоненький женский голос.
– Привет.
– Это Китти, Сережина девушка.
Вот это как-то подозрительно. Почему чужая девушка звонит мне, а не своему парню? Единственная возможная версия – это сообщить, что с Серегой что-то случилось и апельсины нужно привезти туда-то, или похороны назначены на завтра. Сука, не молчи, говори, что с моим другом!
– Мм! Чем обязан?
– Эд…дуард, – не решилась ни уменьшить, ни обласкать и никак ни исковеркать мое скромное имя, – у меня к тебе важный разговор. Мы можем встретиться поговорить?
Неужели и тебя, засранку, из дома выгнали?
– Что, надо подсказать, что подарить Сервантесу на ваш трехнедельный юбилей?
– Нет, ха-ха.
– Будешь ругать меня за то, что до рвоты укачал твою подругу?
– Да нет! Ха-ха-ха.
– Тогда ты, стопудово, хочешь вручить мне повестку в суд, к твоему бате, и взыскать за испорченную прическу Амалии?
– Нееет! Ну прекрати-и!
У меня остались только пошлые версии цели ее визита. Наверное, не стоит их озвучивать.
– Неужто деловой разговор?
– Деловой.
– Хорошо. Приезжай, я дома.
Наверное, будет просить продлить Марку аренду его долбаного клуба. Неужели Стекольниковы задушили в себе гордость, но вместо личного контакта отправили ее как нейтрального персонажа? Да всё равно – хрен ему.
Я вернулся к просмотру автопортрета Полины, который она подарила мне этой ночью. И она – в этих стильных черных штрихах и линиях на белом фоне – выглядела сногсшибательно сексуально. Даже по этому минималистичному нецветному рисунку понятно, насколько она красива. Заоблачно красива. Космически красива. Я даже возбуждался от просмотра ее изображения на этом альбомном листе.
Я отвез ее на работу утром. Хоть и невыспавшаяся, она не смогла бросить больных сопливых деток на произвол вирусов и бактерий. Но снова – сука, снова! – не дала мне номер своего телефона. Охренеть! Это как вообще понимать? Я уже был у нее дома. В ее кровати. Мы уже не один раз занимались сексом, причем далеко не один – и это только прошедшей ночью… ай, как сладко вспоминать, так еще долго кровь будет кипеть внизу живота. Но она не сочла нужным сообщить мне свой номер! Приходи завтра к профессору, мать его, там и увидимся, сказала она.
Снова она прочесала мне какую-то хренотень про свою свободу. Ей не нужны отношения, не нужны свидания, походы в кино, в театры, в рестораны. Ей ничего от меня не нужно! Но зато она знает, что если вдруг чего-то от меня захочет, например, поболтать со мной ни о чем или потрахаться, так тут же это получит…
Да я ведь тоже хочу всего лишь болтать и трахаться! Трахаться и трахаться – и только с ней! Сам не знаю почему – но это вдруг стало именно так. Полина превратилась для меня в уникальную женщину. Она дает мне всё – всё, что заставляет меня чувствовать себя счастливым. Всё, что дает мне воздуха в легкие. Всё, что делает мою жизнь настоящей. Ведь тогда, на первой лекции в филармонии, Венгров ответил мне на мой вопрос. Он сказал, что настоящая жизнь – это когда есть кого любить. Может, это была формула счастья, выведенная персонально для меня? И она работает? Неужели мои чувства к Полине – это то самое? Неужели я ее лю…
Это знаменитое, популярное слово на «л», когда ты хочешь использовать его не в прикол, а серьезно, очень сложно пропускается через внутренние фильтры и барьеры. Это чувство трудно признать в себе, потому что потом дорога назад будет закрыта и ты уже не сможешь себя обмануть, что этого нет, не было, а всё это всего лишь твои тупые, преждевременные, ошибочные выводы.
Но я всё равно, вопреки полурыхлому сопротивлению Полины, уверен, что отношения между нами станут как минимум понятными и непременно удовлетворительными для нас обоих.
А может быть, это превратится в нечто большее.
Хорошо, что пятница уже завтра.
* * *
Китти стояла на пороге в сверхэффектном образе.
Ее бывшие раньше светлыми волосы превратились в абсолютно белые, с зеркальным блеском, лицо стало тоже как будто белее, а брови – темнее. Густо наложены на глаза тени. Губы же приобрели необыкновенно жгучий красный цвет.