Девушка всхлипнула — не то от радости, не то от страха приближающейся гибели, способной отнять у нее все новообретенное.
«И тогда бабушка приготовит нам пирог, а я сделаю травяной чай. Придет Амика, и они с Рин-Тадд, сидя на столешнице, вместе съедят целую упаковку печенья — на скорость, разумеется».
А потом, спустя несколько минут или часов, Пуэлла услышала шаги, раздающиеся прямо за дверью, и изумленный вскрик дайры Грамен. И последняяя надежда окончательно покинула ее.
Когда шкатулка приоткрылась, он почувствовал это. Ощутил, сколь малое и вместе с тем сколь многое разделяло его и реальный мир все эти долгие годы. Кажется, он даже немного разучился пользоваться своими силами, что сдерживались этой клеткой и разумами двух ненасытных, жестоких тварей.
— Восхитительно, — сказал он, чувствуя, как Слово поднимается в воздух и растворяется в нем, преодолевая жалкое, истончившееся с годами заклятие. Разумеется, та клятва заключалась не только в держании рта на замке. Чтобы сохранить свою шкуру, Корвус чего только не наобещал. — Хорошо, что все это дерьмо осталось в прошлом.
Была ли клетка зачарована? Разумеется, да! Правда вот, с его вернувшимися способностями это была всего лишь обычная железяка, которая теперь разлетелась в щепки одной только силой мысли. Ведь сейчас все те таланты, что он заблокировал собственным горячным обещанием, медленно, но верно возвращались к нему, наполняя хрупкое тело белого ворона привычным ему могуществом. Слетев со стола на пол, фамильяр с удовольствием принял свое человеческое обличье, расправляя плечи и хрустя тонкой шеей. Внутри бледного долговязого тела было так непривычно, но вместе с тем так приятно находиться, что Корвус зубоскало улыбнулся.
О, а вот и зеркальце! Он бросил в него беглый взгляд: ни капельки не изменился. Длинные белые волосы, белые ресницы, блеклые и невыразительные глаза, тонкая кожа цвета первого снега, обтягивающая вытянутый череп. Тощий, угловатый, с горбатым носом, Корвус совсем не был красавцем в традиционном понимании этого слова, и все же хозяйка всегда говорила ему, что не встречала мужчины более привлекательного.
— На тебе легко задерживается взгляд, — сказала она ему как-то раз, когда они шли вдвоем по своим владениям, а причудливые создания, кланяясь, осыпали влюбленных лепестками цветов и золотистой пыльцой. То были далекие, счастливые, мирные времена. — Ты будто ловишь его в свои сети и никогда более не отпускаешь.
Корвус вздохнул. Да уж, славные были годы. Жаль, что нельзя их вернуть.
«Ну да ладно, не будем думать о дурном. Лучше собраться с силами и вспомнить, чего же мне сейчас не хватает…»
Не хватало золотой серьги — это он понял практически сразу. Корвус завозился в ящиках стола и обнаружил свою пропажу через несколько коротких секунд небрежных поисков.
«Ну хорошо, теперь можно идти. Один вопрос — одетым или обнаженным? Как будет удачнее вернуться, чтобы совершить триумф?»
Корвус задумчиво поскалился в зеркало и решил, что первое предпочтительнее. В конце концов, теперь его хозяйка — девушка восприимчивая, и ни в коем случае не стоило пугать ее своими телесами. В одно мгновение на худые плечи упала тяжелая алая ткань, золотые узоры опустились к подолам, из ниоткуда возник широкий пояс цвета свежей смолы и обогнул его тонкую талию.
Он всегда просто обожал носить кьярта-ваддские лунпао, и сегодня, в день торжества справедливости, просто не мог отказать себе в этом капризе.
Когда он беспрепятственно вышел из библиотеки, пройдя мимо погруженного в транс Анимия, все студенты сбегались в другое крыло, в столовую, чтобы занять места к ужину. Никто почти не обращал на него внимания, и лишь только какая-то парочка, увидев, с сомнением и удивлением зашепталась. Очевидно, приняла его за новоприбывшего преподавателя, осматривающегося на новом месте. Корвус улыбнулся им, и те, прельщенные, мигом заулыбались в ответ — правда, слишком напряженно: он никогда не славился очаровательной улыбкой, даже когда пытался быть дружелюбным.
Он направился вверх по ступеням. Разумеется, можно было воспользоваться силой мысли и мигом переместиться на необходимый этаж, однако одно лишь прикосновение стоп к прохладной лестнице заставляло Корвуса трепетать от восторга. Он был живым и свободным! Треклятое заточение, длившееся веками, наконец закончилось, а человеческое тело, смешное и вместе с тем родное до боли, снова слушается его!
Двери ректората оказались закрыты, и за ними слышались отчаянные вопли Кунктии. Она уже обнаружила выбитое стекло и открытую шкатулку, но ничего не могла с этим поделать. Растягивая удовольствие, Корвус встал у двери и прижался щекою к прохладному дереву.
— Тварь! Ты, никчемная тварь, бездарная и бесполезная! — вопила ректор на Пситтакуса, который спешно пытался оправдываться, но ничего не выходило. — Как ты мог оставить дверь открытой, когда в этом не было нужды? Разве я не сообщила тебе новости о том, что треклятая девка отказалась следовать приказам Долуса?!