Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число

А потом, хозяйка, я встретил тебя. Ты стояла, смелая, гордая, ни капельки не обозленная, и с уверенным видом взирала на мой эскорт, словно каждый день видела страшных чудовищ. Черноволосая, кудрявая, полнорукая. Конкордия сказала, что ты притягивала изобилие, и все вокруг тебя плодилось и множилось, как по благословению.

Ты посмотрела на меня, словно на экзотическую диковинку, и в глазах твоих зажегся восторг. Животный, странный, диковатый восторг, что породил необычайную страсть в моем сердце. Тем же днем мы поженились в Задымье, и сны плясали, пели песни и праздновали, ведь теперь я не был одинок; наше первое слияние в роскошной спальне подарило мне надежду, твои губы и глаза внушили мне счастье — ведь, что бы ни придумала Конкордия, ее план удался, и теперь наши животы украшали Печати Согласия, те самые, о которых я мечтал всю эту вечность.

— Но почему же вы снова стали врагами, если в итоге все остались довольны? — удивилась Пуэлла. — Почему ты не принимал участия в создании Университета, почему тебя — вернее, меня — считали чем-то ужасным, и даже число тринадцать стали называть проклятым числом?

— Потому что мир непредсказуем и ужасен, хозяйка, — улыбнулся Корвус. — Ты утомилась, или мне продолжить свою историю?

— Продолжай уж, — зевнула Пуэлла. — Но давай покороче. Я страсть как хочу где-нибудь отужинать, в животе урчит.

— Ну хорошо. — Корвус ласково поцеловал Пуэллу в макушку. — Слушай. Мое счастье было настолько велико, что с того самого дня нашей первой встречи и впредь люди Двенадцати Держав стали видеть много счастливых снов. Создания, что рождались в моей голове, с каждым днем становились все прекраснее и добрее, и со временем Задымье стало местом противоположностей, миром, где вместе со страшными чудовищами уживалсь причудливые, но добродушные создания, несущие с собою лишь радость и покой.

Кошмары стали приходить к смертным реже, чем приятные грезы, и народ наконец полюбил свои постели. Конкордия же, в свою очередь, вышла из своего укрытия и осмелилась заявить о том, что не считает сны павшим на людей проклятием — напротив, в них есть много мудрого и прекрасного, а оттого и полезного для смертного разума.

Юная, но бесстрашная, она нашла в себе силы снова встретиться с остальными Демиургами и убедить их прекратить резню, которая началась так давно, что никто уже и не помнил, что послужило ее причиной. В знак всеобщего примирения мы — Тринадцать — встретились вместе в Премере и на глазах у радостных жителей возложили на алтарь частички своей мощи, что силой наших разумов соединились вместе. Каждый из нас подарил что-то этому общему детищу, символу дружбы и всеобщего равенства.

А потом мы продемонстрировали его народу. Артефакт, созданный не одним божеством, а сразу всеми, наполовину человек-наполовину сон, столь восхитительный и прекрасный, что толпа возликовала, едва увидев его.

— И что же это был за артефакт? — заинтересованно спросила Пуэлла.

— Антарс, — ответил Корвус. — Это был Антарс.

— Погоди-ка… я представляла его какой-нибудь коробочкой с кучей замков или, скажем, огромным сундуком с запертыми внутри него душами.

— К сожалению, это не так, — печально вздохнул Корвус. — Антарс — это маленький бессмертный мальчик, принадлежащий всем и никому. Существо настолько страшное и могущественное, что даже Демиурги его боятся.

— И именно поэтому Антарса буквально разобрали по кусочкам, — вздрогнула Пуэлла. — Потому что он показал себя не с лучшей стороны…

— Именно, — кивнул Корвус. — С наступлением перемирия Двенадцать Держав стали процветать. Начались спокойные времена, мирные и счастливые; Конкордия и двенадцать ее богов-помощников, включая меня, снова собрались вместе, как в старые добрые времена, и создали крошечное измерение, чтобы воздвигнуть там первый в истории Университет для особенной молодежи. Уже тогда магия начала становиться законодательно тайной наукой, ее стали запрещать в широких кругах, ибо использовать волшебство, в особенности — боевое, всегда опасно простому смертному, особенно если у того на уме сплошная дрянь.

А потому мы с остальными Демиургами решили, что будет лучше сделать магию наукой для особенно добрых и чувствительных к миру людей, чтобы те использовали ее во благо себе и народу. Не описать словами, как сильно я был счастлив тогда! Никто не глядел на меня, как на отвратительное существо, достойное лишь порицания и погибели, а когда вопрос зашел о тех, кто будет обучать смертных волшебству, мы с Конкордией единогласно решили вместе создать могущественных чудовищ, способных наставлять юношество на путь истинный — прекрасных и ужасных одновременно, как бы уравнивая два этих относительных, странных понятия.