Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число

— Ну разумеется. Взамен на мирные ночи простых людей я взял с Конкордии обещание отдать мне собственную дочь. Как хозяйку, разумеется.

Вообще-то, на тот момент Лес Духов уже был известен магам, и все вокруг знали, что связь между фамильяром и человеком не может быть навязана, но я был слишком ослеплен жаждой мести, чтобы думать. Я сказал, что Конкордия должна придумать способ связать нас.

Я до крика, до исступления хотел увидеть, как Первая из Демиургов страдает, отдавая своей дочери бесцветного уродца, вместе с которым в качестве приданого шла целая орава кошмарных чудовищ.

Однако годы шли, а процессия с дочерью богини так и не появлялась у Задымья. Как прежде, я настойчиво продолжал терзать людей страшными кошмарами, но теперь они уже научились полноценно вредить смертным в реальности: убивали, уничтожали, высасывали из людей физические и моральные силы, организовывали шайки, натравливали друг на друга жителей маленьких городов, убеждали их творить самосуд и наслаждались, наблюдая за междоусобицами простых крестьян и ремесленников, обезумевших от мастерского убеждения.

Низшие слои общества восставали против аристократов, те, в свою очередь, погибали, пытаясь усмирить бедняков. Со временем Демиургов стали ненавидеть: не только богачи, но и бедняки вдруг увидели в них единственный корень своих бед и разом ополчились на них, как на главных врагов. Поджигая храмы, выбрасывая амулеты, проклиная свою веру и убивая священников, шаманов, монахов, клириков — всех, хоть как-то связанных с поклонением богам — люди вступили в новый век окровавленными и дикими, лишенными сердец и надежды.

Я же, пребывая в Задымье, страдал от одиночества. Разорванная печать жутким клеймом — Пятном Отречения — напоминала мне о собственной ничтожности. И тогда я понял, что мести для счастья недостаточно: я должен найти себе хозяйку. Должен стать полноценным фамильяром, таким, каким создала меня природа. Собственно, с этого и начались мои странные эксперименты.

— Ты пытался искусственно соединить себя со смертными женщинами? — вздрогнула Пуэлла. — Кошмар.

— Смертные женщины быстро показали себя неподходящими вариантами для заключения контракта, — ответил альбинос. — И я переключился на сны. Да-да, все именно так, ты не ослышалась: я стал создавать хозяек из той материи, которую знал лучше своих пяти пальцев. Я ткал их из мыслеобразов, наделяя красотой и стройностью, обаянием и умом, однако, хоть они и становились живыми по мановению моей руки — в конце концов, я был силен, как любой Демиург — поставить на их животах Печать Согласия оказалось невозможным. Вместо сияющих золотистым узоров выходили Пятна Отречения. Раз за разом.

Те девушки, которых я создавал, служили мне верой и правдой, как и все сны — ведь я был их хозяином и повелителем. Однако вовсе не этого мне бы хотелось. Я мечтал о настоящей хозяйке, о такой, что была у каждого фамильяра на свете. И я, хоть и был божеством, не знал, как же найти такую. Где ее искать…

Он всхлипнул, и Пуэлла крепче прижалась к нему. Сердце раздирали противоречивые чувства — поразительной силы любовь и примерно настолько же ярая ненависть — однако, чем больше она слушала ворона, тем сильнее понимала, что не может не восхищаться им. В нем было что-то гипнотическое, что-то знакомое и очень важное, что-то… такое, что было не выразить словами.

Пуэлле хотелось защищать Корвуса, хоть она и была всего лишь малолетней девчонкой без особых талантов. Пожалуй, сейчас она даже отдала бы за него свою жизнь.

Это было очень странное ощущение — любовь-ненависть с примесью неудержимой страсти. Девушка коснулась губами шеи альбиноса, и тот приятно ахнул от неожиданности.

— Ну же, продолжай, — прошептала она. — Мне очень интересно слушать.

И тот послушно продолжил:

— Я создавал одну хозяйку за другой, а затем бросал их, ведь ни с одной из них мне так и не удалось заключить контракт. Все они были снами с самого начала — существами непохожими на людей, странными и влюбленными в меня до ужаса, однако это было не то, чего я бы желал.

И вот однажды мой слуга, дежуривший на границе Задымья, доложил, что увидел Конкордию вместе с молодой девушкой, разодетой в пух и прах. Я сразу же понял, что богиня наконец-то привела мне в качестве хозяйки свою дочь, и обрадовался так сильно, что зарыдал, и из слез моих, пролитых впервые за столькие века, родились первые в мире счастливые сны: маленькие, жалкие, но все же счастливые, они улетели прочь, к тем, кто спал в Двенадцати Державах, и люди возрадовались, ибо настали лучшие времена.

А потом я облачился в прекраснейший из нарядов, который только смог вообразить, и вышел в окружении торжественной процессии слуг, чтобы встретить хозяйку. До сих пор помню свой бело-золотой плащ с высоким воротником и сапогами, каблуки которых выбивали искры о землю, ажурные браслеты до локтей и длинные ожерелья в несколько слоев. Я подвел глаза ярко-красным, губы были черными, как ночные небеса.

«Я уродлив, — подумал я с каким-то мстительным удовольствием и болью. — И пусть всегда будет так!»