Тревога поглотила человечество, и даже в Премере стало неспокойно. Я же, сидя в Задымье, наслаждался, слушая хаотичные доклады своих слуг, окруженный иллюзорным богатством и лоском, которому не было конца. Предаваясь праздности, я создавал все новых и новых тварей, делая их с каждым разом все уродливее и уродливее. Мне было забавно глядеть на этих чудовищ. Ведь они были страшнее меня. Я был красавцем на их фоне. Пожалуй, этого я и желал.
«Не могу поверить, что мама могла так поступить с Корвусом, так сильно его обидеть…»
Пуэлла вспомнила ту женщину, которую все детство знала под именем Верис: прекрасную, златоволосую, с остреньким подбородком и мягкими руками. Казалось, она любила даже самую жалкую из букашек, никогда не убила бы и навозной мухи — так сильно было ее уважение ко всему живому и с такой мягкостью она отзывалась о природе и человечестве.
Корвус тяжело и прерывисто дышал; Пуэлла услышала, как быстро стучит в грудной клетке его сердце. Интересно, был ли его организм устроен так же, как человеческий? Почему-то девушке захотелось прервать его, задав этот глупый вопрос, но она сдержалась и просто погладила своего фамильяра по животу — ладонью, которая за это время уже успела затечь. Кончики пальцев стало приятно покалывать.
— Мне… мне так жаль, Корвус.
Ворон-альбинос усмехнулся краешком губ.
— Это ведь прошлое. Я тоже был молод, вспыльчив и наивен. Не сказать, чтобы сейчас многое изменилось, но… позволишь мне продолжить, или хочешь передохнуть?
Пуэлла приподнялась и посмотрела в окно; был поздний вечер, они пропустили ужин. Ну и ладно. Пойдут в какое-нибудь студенческое кафе, работающее круглосуточно втайне от ректората. Возможно, там им даже перепадет парочка горячих булок.
— Продолжай.
— Ну хорошо. Что ж, времена шли, а ужасов становилось все больше. Каждая держава поклонялась своему Демиургу, а каждый Демиург настраивал свой народ против чужаков. Священные войны превратились в настоящее рубилово, в каждом из которых боги самолично принимали участие. Сейчас эти древние времена почитают как Века Славы — века доблестных героев, славных путешествий, общедоступного волшебства и настощей любви. К сожалению, на самом деле те жалкие столетия были лишь громадной мясорубкой, в которую ввязались и высшие, и низшие сущности.
Мои сны к тому моменту уже нашли своих почитателей — темные секты чародеев, промышляющих оскорбляющими богов ритуалами, научились задерживать сны в мире людей. Они говорили с ними, поклонялись им, а те взамен на жертвоприношения и информацию щадили своих рабов по ночам.
Однажды я узнал, что мои творения отыскали метод, с помощью которого можно перебраться за Золотую Стену: те самые сектанты научились призывать их с помощью сигилл и пентаграмм, мысленно притягивая тварей с помощью Нитей Жизни. Это была высокая магия, древняя, страшная и почти полностью утерянная в веках. И именно она стала причиной, по которой сны наконец прорвались сквозь защиту и стали исполнять мою волю среди смертных.
Двенадцать Держав погрузились в хаос, твари, притворяясь людьми и меняя обличья, совершали одни преступления за другими. Появлялись и исчезали ордена охотников на нечистью, религиозные культы и кланы, что пытались выявлять сны и сжигать их, отправляя назад, в Задымье, однако чаще всего глупцы уничтожали самих же себя. Мои сны почти сразу заняли должности в храмах, стали карающей дланью духовенства, и их власть над народом сделалась практически безгранична.
Был ли я жесток, позволяя своим бессердечным тварям резвиться? Да, определенно. Я был уязвлен и брошен, мое презрение к Конкордии и всему, что она делала, было необычайно. Каждый раз, слушая очередной доклад о какой-нибудь удачной операции, я думал: «Почему она так поступила со мною? Почему эти жалкие человечишки, эти Демиурги и их фамильяры заслужили хоть какого-то внимания с ее стороны, а я — нет?»
Однажды один мой сон встретил на улице маленького безымянного городишки молодую девушку в плаще с капюшоном. Подойдя к нему, она шепнула, что желает встретиться со мною для переговоров. Как ты уже догадалась, хозяйка, это была сама Конкордия. Она наконец-то смирила свою треклятую гордость и решилась посмотреть мне в глаза.
Мы встретились на нейтральной территории, в высоком бурьяне между Золотой Стеною и Задымьем. Со мной была маленькая армия из снов в их истинных обличьях — чудовищ всех мастей и видов, многоглазых, многоруких, лысых и волосатых, четвероногих и одноногих, зрячих и слепых. С Конкордией же был лишь ее фамильяр, Модестус. Он был прекрасен.
Черные волосы, большие темные глаза, белая кожа, ресницы цвета тлеющего угля… он глядел на меня с насмешкой, будто на бракованный товар. Клянусь, в те мгновения я был готов вырвать глотку этой твари — вот только вид Конкордии убедил меня этого не делать.
Она пришла ко мне с миром. Говорила, что исполнит любую мою просьбу, если я соглашусь оставить ее народ и избавить его от кошмаров, которые терзали всех и каждого.
— И ты согласился?