Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число

Тем же вечером все поселение Кьярта-Вадда собралось в храме у Сунн, но и та не знала, что делать. Никто не знал, чем заболел несчастный, и даже Конкордия, что казалась всем вокруг всеведущей, лишь разводила руками. А потом люди начали заболевать повсеместно: закрывая глаза, они бродили по причудливым местам, сражались с жуткими чудовищами или убегали от них. Те, кто пытался избежать желания закрыть глаза и отдаться галлюцинациям, погибали. Рано или поздно, так или иначе, погибель настигала их, и тогда их души покидали этот мир, чтобы переродиться в другом.

Такова была месть ворона за то, что Конкордия отвергла его, назвав уродцем. Он создал Дым и поселился там; он создал сны, и сила мысли его сделалась столь велика, что, не проникая за пределы Золотой Стены, он все равно мстил жителям Двенадцати Держав за жестокость верховной богини.

Пуэлла приоткрыла один глаз и лениво посмотрела на Корвуса: альбинос рассказывал вдохновленно и печально, в глазах его стояли слезы.

«Он ведь не уродлив, — подумала она, чувствуя, как в горле встает тяжелый ком. — Напротив, в нем есть та особая красота, которую сложно даже передать словами. Хищная, угловатая, бесцветная красота, похожая на сон».

А потом она снова закрыла глаза и поудобнее устроилась на плече своего фамильяра. История только начиналась, и девушке нужно было запастись терпением, чтобы дослушать ее до конца и узнать всю правду.

— Должно быть, ты уже догадалась, что тем вороном был я.

Одинокий и несчастный, я влачил свое существование в Задымье вместе со своими чудовищами — ночными кошмарами, которые теперь приволакивали души людей на мою территорию каждую ночь. Я знал, что Конкордия пыталась спасти своих подопечных, знал, что с каждым днем она все отчаяннее ненавидит меня, но ничего не мог с собою поделать. Наблюдать, как кричат ее создания при виде моих бессловесных слуг, было сплошным наслаждением.

Шли годы и десятилетия, век сменялся веком. Боги повздорили — не знаю, отчего, никогда не общался близко ни с кем из них — и отныне каждая Держава стала поклоняться лишь одному идолу, тому Демиургу, что создал их край. Аквилла пошел войной на Астру, их фамильяры были готовы сожрать друг друга живьем. Начались религиозные войны и кровопролития: люди сходили с ума вместе со своими богами, защищая их честь любой ценой.

Конкордия же в разгар страшных войн заперлась в Премере вместе со своим возлюбленным фамильяром Модестусом, окружила свою Державу невидимым куполом и отсиживалась там, будто надеясь, что все уляжется само собой. Народ, созданный ее руками, процветал в изобилии, в то время как люди, находившиеся во власти иных Демиургов, проливали кровь друг друга во имя собственных богов.

Со временем зачарованная Премера стала чем-то вроде байки, сплетенки, переходившей из уст в уста, но с каждым годом все более и более абсурдной для выросших в нищете и голоде людей. «Жить, как в Премере» стало однажды есмьянской пословицей — мол, жить богато и хорошо. Так про аристократию говорили. В остальном же Державу, где жила со своими подопечными Конкордия, считали несуществующей. Чем-то вроде миража, или тайны минувшего прошлого, или чей-то наивной выдумки. Мир развивался в войне, рос в войне, дышал войною, и я наблюдал за происходящим издалека, с радостью встречая провал своей бывшей хозяйки, чувствуя ее растерянность и непонимание.

Конкордия ведь сущая девчонка — для богини она была непозволительно, непростительно молода. Она попросту не знала, что делать и как утихомирить людей, не применяя массовое насилие. Быть может, именно поэтому ее единственной целью стало защитить от войн и грехов хотя бы людей Премеры. Однако я не останавливался; все смертные Двенадцати Держав, включая центральную и богатейшую из них, видели страшные сны, в которых их атаковали жуткие чудовища. Я велел своим созданиям, вышедшим из моего разума — материализовавшимся мыслеобразам, полным отчаяния и боли — не оставлять людей, преследовать их по пятам, чтобы боль Конкордии, видящей крушение своих мечтаний, достигла своего апогея.

Однако я даже не подозревал, какой успех ждет меня впереди. Существа, которых я создал — сны, жалкое подобие человека — стали выходить из-под контроля. Они становились сильнее, насыщаясь человеческими страхами, учились питаться эмоциями и высасывать их из людей, насылая на них слабость и болезни. Однажды мой сон умудрился очутиться за пределами Золотой Стены, привязав свою Нить Жизни к Нити Жизни человека, которому приснился.

Он стоял перед его постелью, а тот, парализованный, таращился на мою тварь, не в силах издать даже звук. Явление, когда твари из снов выныривали наружу и умудрялись некоторое время находиться на территории Двенадцати Держав, назвали сонным параличом — его стали бояться, как проклятья.