Этот тезис, и я отдаю в этом отчет, входит в противоречие с современными трендами, согласно которым «эффективность» (impact) высшего образования (и университетов в том числе) приравнивается к аналогичным показателям в сфере предпринимательства и бизнеса[86]
. Тем не менее я бы не стал отказываться от своего «идеалистического» тезиса, с учетом того что и предпринимательство в Университете имеет свою особую природу, и его экономические показатели, при всей их важности, вряд ли должны пониматься в «линейной» бизнес-логике.Речь, повторюсь, не только о глобальных трансформациях, но и о более рутинных, но при том не менее значимых с точки зрения кумулятивных эффектов последствиях присутствия идеи Университета в социуме. При этом вне зависимости от масштаба все эти «продукты» университетской «фабрики мысли» различаются несколькими характеристиками, позволяющими идентифицировать источник их происхождения.
Во-первых, им свойственна даже не меж-, а над– (или мета-) дисциплинарность и над-профессиональность, которая, как правило, не укладывается в существующую систему профессиональных и дисциплинарных координат. И в этом смысле каждый такой интегрирующий элемент университетского производства есть прообраз («капля воды») целостности (универсализации), к которой стремится Университет в своей истории.
Во-вторых, такого рода продукты всегда (или, во всяком случае, до середины XX века) имеют гуманитарную природу – в логике неокантианцев, различавших науки о природе и науки о культуре, духе и человеке. Гуманитарность в данном случае не предполагает строгой дисциплинарной привязки, но означает внутреннюю принадлежность к социально-культурным и/или антропологическим контекстам. Достаточно вспомнить дарвиновскую теорию, стремительно обросшую социально-антропологическими аналогами (социал-дарвинизм), или исследования в области искусственного интеллекта, которые уже в самом ближайшем будущем обещают превратиться в социально-культурное и антропологическое направление в большей степени, нежели чисто технологическое. Такой дрейф в области сопредельного гуманитарного знания, расширение конкретной предметной ниши до масштабов «наук о человеке» и составляет, по мнению Манхейма, суть компетенции мышления (или разума Канта применительно к его университетскому проекту).
В-третьих, любой смысловой продукт, созданный в сфере компетенции Университета, в рамках его институциональной логики, имеет личностную привязку – в том смысле, что его использование и освоение в учебно-образовательных или исследовательских целях несет в себе потенциал персонального развития. Речь не идет о компетенциях в узком смысле этого слова. Будь то участие в диспуте Абеляра, совместное производство знания в процессе исследования-обучения в Берлинском университете или постижение «бесполезной математики» в Кембридже, мы можем говорить о наличии проблемного поля с открытыми вопросами, не имеющими правильного и заранее ожидаемого ответа, оставляющими пространство для «индивидуального поиска истины».
С учетом этих типологических признаков (ограничений, отделяющих университет от других сегментов высшего образования) можно ставить вопрос: каков возможный диапазон «продуктовой линейки» Университета? Каковы, переходя на другой язык, «единицы деятельности» Университета, существующие как вне, так и внутри университетских стен?
Тезис о картине мира применим, наверное, к любому университетскому сообществу и, кстати сказать, уже не только к нему. Он актуален и для ряда других исторически устойчивых институтов, «отвечающих» за мировоззрение больших сообществ. В частности, к церкви, «развод» с которой затянулся у Университета на весь XIX век. А также к государству, перманентно заинтересованному в собственной идеологии (в отличие от университетской утопии) или, как показала история XX века, к некоторым политическим партиям. Наконец, наше время дает возможность представить глобальные информационные платформы в качестве субъектов аналогичной эпистемологической работы. Другое дело, что Университет отличается от всех этих «кейсов» концентрацией критического мышления, которая выделяется на фоне и «церковного миросозерцания», и идеологического конформизма всех остальных «участников».
Университет, в каком бы историческом облике он ни выступал, формирует и транслирует это свое понимание мира в своеобразной манере, в том числе за счет не столь масштабных, но значимых социально-культурных единиц.
Социально-культурные нормы