Главный инструмент, который мы изобрели,
Образование в формальном смысле представляет собой только часть более крупной задачи, стоящей перед обществом, — соучастия в интеллектуальном, эмоциональном и моральном росте всякого индивидуума.
По своему масштабу, размаху и возможностям только что сформулированная концепция выходит далеко за рамки формального образования. Она включает в себя не только интеллект, но и эмоции, характер, индивидуальность. Она охватывает не только поверхностные, а и более глубокие слои мышления и деятельности: адаптируемость, креативность, или творческие способности, а также жизненную энергию.
Кроме того, она охватывает моральный и духовный рост. Мы говорим, что применительно к каждому человеку стремимся к максимальной индивидуальной реализации его потенциальных возможностей, но совершенно очевидно отсутствие у нас желания способствовать развитию потенциально великих преступников или великих мошенников. Обучение ради самого обучения — этого явно недостаточно. Воры обучаются разным хитростям и коварству, а рабы обучаются покорности. Мы можем ненароком научиться тому, что ограничит нашу способность видеть далекие перспективы и исказит истинность наших суждений. Мы хотим способствовать реализации потенциальных возможностей человека не вообще, а в рамках тех рациональных и моральных устремлений, которые характеризуют людей в их лучших проявлениях. В мире огромных организаций и могучих социальных сил, которые принижают индивидуума, мешают его росту и угрожают ему, мы должны всякий раз, когда это возможно, становиться на сторону' индивидуальности и поддерживать ее, но мы не можем рукоплескать индивидуальности, когда она безответственна, аморальна или излишне самодовольна.
Величие Америки всегда было вашшием свободных людей, разделявших определенные моральные ценности и обязательства. Свобода без моральных обязательств бесцельна и быстро оказывается самоубийственной. Следует признать иронией судьбы тот факт, что по мере того, как индивидуумы в составе нашего общества двигались по направлению к конформизму, они уходили все дальше и дальше от ощущения каких-то общих и притом глубоких цепей, которые разделяли бы все. Мы должны
Чтобы завоевать наше глубочайшее уважение, индивидуум должен и обрести себя, и потерять. Это сочетание на самом деле далеко не столь противоречиво, каким кажется. Мы уважаем человека, который служит высоким ценностям, перерастающим его собственную индивидуальность, — ценностям своей профессии, своего народа, своего наследия, а прежде всего тем религиозным и моральным ценностям, которые взрастили идеал индивидуальной реализации потенциальных возможностей человека и должны всегда играть в его жизни первостепенную роль. Но это «принесение себя в дар» вызывает наше восхищение только в том случае, если индивидуальность дарящего достигла подлинной зрелости и если сам акт «дарения» не сопряжен с нанесением непоправимого вреда этой индивидуальности. Мы не можем восторгаться теми безликими и бездумными слугами Государства, Великого Дела или Организации, которые на самом деле никогда не были зрелыми индивидуумами и принесли всю свою индивидуальность в жертву Корпоративном}' Благу.