Университетская роща

И как раз в это самое время начали поступать сведения о приближении Гостя, «посетившего Восток, где живут смеясь узкоглазые народы», побывавшего в Японии, «стране лакированных изделий, людей и нравов», где на него «имело быть неудачное покушение». Событие начало осуществляться, долгожданный Путешественник проехал Иркутск, миновал славное море Байкал…

Вдоль всего пути его следования было объявлено чрезвычайное, третье, положение. В деревнях настилали улицы, чистили дворы, украшали цветами и зеленью избы. Ямщики соперничали за честь везти Великого Гостя. Так, на Подъельничьей станции очень хотел попасть в ямщики № 1 некто Лейзер. Он купил на прииске пятерку серых прекрасных лошадей за тысячу рублей. Лучше ее не было в округе. И сбруя – лучше не было: с серебряными колокольцами, насечками. Правда, в первые ямщики Лейзеру не удалось попасть, на что якобы он с чувством заявил: «Если бог не допустит провезти Его высочество, то я оставлю лошадей и сбрую по крайней мере на память себе и детям и назову их Царскими».

На каждом участке пути, в каждом его промежутке были свои конкурсы между кучерами, свои большие и маленькие лейзеры.

Бурятский купец Галдобин провел в своем доме электрическое освещение – в честь будущего царя.

Строились «проходные» арки, наподобие триумфальных.

В Томске, на въезде в город со стороны Иркутского тракта, возвели трехступенчатую: две боковые, маленькие, для пешеходов, и одна большая – для экипажей. Каждый столбик перевит зеленью пихты. На ленте, прибитой к срединной арке, слова: «Богом да царем православным стоит Русская земля!»

Четвертого июля в семь часов утра царственный поезд направился из Мариинска в Томск – через Подъельничную, Почитанскую деревни. Везде были выставлены покрытые скатертью столы, на них – хлеб, соль и святая икона. За каждым столом выстраивалось семейство, со стороны дома, лицом к дороге:

– Батюшка-царевич, осчастливь!..

И полетели в Томск подставы, не жалея вспоченных лошадей. Купцы платили бешеные деньги за право первым узнать хоть малейшую подробность о Госте, которого теперь все чаще стали именовать Желанным.

Верстах в четырех от Томска, за пересыльной тюрьмой, в деревянном павильоне томились «встречные» – они должны были поднести Желанному хлеб-соль от лица городского общества. Пол устлан коврами, перед входом в киоте торжественно мерцает икона Спасителя в серебряной ризе, рядом с ней – Семилуженская святыня, чудотворец Николай. Повсюду тропические растения…

…Посреди разоренной оранжереи на самодельном табурете сидел Крылов, бессильно свесив с колен руки.

За дверями шумели недовольные посетители.

– Ступай, Габитов, скажи им: дать больше нечего…

Габитов вышел во двор. Обыватели, требующие «заморские букетики», выжидательно замерли.

– Ничего нэ продаем, – объявил Габитов. – Ничего нэт.

– Как это «нэт»?! – угрожающе пошли на него посетители. – Батюшка-царевич в город жалует, а он «нэт»! Колосову, Кухтерину, Шапошникову, Гадалову есть, а нам, значит, «нэт»? Чем наши деньги хуже?

– Деньги нэ берем, – невозмутимо ответил Габитов.

– Врешь, басурман! Деньги все берут. А ну, прочь с дороги!

Крылов вырос на пороге: как бы в порыве верноподданических чувств не досталось от толпы его помощнику…

– Господа, все растения, кои возможно было, разобраны, – попробовал он объяснить собравшимся.

– Нам не надо растений! Нам букетики! Под ноги батюшке-царевичу!

– Мы не делаем букетов, – терпеливо повторил Крылов. – У нас научная оранжерея. Ботанический сад. Растения все в горшках, или в кадках, или в корзинах. Букетов мы не режем… Впрочем, если вы мне не верите, извольте пройти к господину попечителю.

Недовольная толпа мелких лавочников начала мало-помалу расходиться.

Томск хотел удивить Желанного Гостя тропическими растениями. Вот, дескать, ваше высочество, всю Сибирь проехали, а нигде подобного не увидели. А у нас, в Томске, извольте! Самые что ни на есть тропические! Под ноги бросаем… Любил картузище-торгаш пустить золотую пыль в глаза.

Крылов закрыл двери в оранжерее. Бедная… Будто вихревой ураган обрушился на нее. Пусто, голо. Из пальм одна лишь островитянка и осталась – успела врасти в сибирскую землю, разорвав корнями кадушку, до приезда Великого Гостя…

Вернут, конечно, оранжерейных жильцов. Из павильона встречи за городом, из архиерейского дома, из актового зала университета, с лестниц главного корпуса и губернаторского дома. Но в каком виде? Да и всех ли? Хотелось забиться в какую-нибудь нору, подальше и поглубже, и переждать…

Это чувство было новым, непривычным. Видит Бог, он старался к этому празднику, себя не жалел. Засадил пустырь перед губернаторским домом. Подготовил большую партию декоративных растений. Однако все оказалось мало. Флоринский приказал – и забрали остальное. Может быть, из-за этого так смутно на душе? Вряд ли. Не в растениях дело, в конце концов их еще вырастить можно. Тогда в чем же?