Университетская роща

– Я хочу сообщить вам приятную новость, – начал наконец Флоринский. – На вас возложена высокая миссия. Вы назначены главным исполнителем городского сада.

Крылов с недоумением посмотрел на него: отчего вдруг так торжественно? «Высокая миссия», «приятная новость»… В течение двух последних лет он неоднократно предлагал, напоминал о необходимости городского сада, бесплатного для гуляния всех томичей, независимо от звания и сословия, а ему отвечали: «Не время. У городской управы нет средств». И вдруг – «вы назначены главным исполнителем». С чего бы это?

– Так что скажете, Порфирий Никитич? – с некоторым нетерпением спросил Флоринский.

– А где он, предположительно, должен иметь место?

– Супротив губернаторского дома, – ответил Флоринский. – Того, что достраивается. Рядом с немецкой кирхой.

– Да, но… Я входил с предложением, чтобы отнесть парк поближе к Солдатской улице. Так удобнее, полагаю…

– Нет, нет и нет, – быстро прервал его Флоринский и расцепил пальцы. – Вопрос решен окончательно: супротив губернаторского дома! – он доверительно заглянул Крылову в глаза. – К нам должен пожаловать Высокий Гость. Понимаете?

– Нет.

– Молодой цесаревич Николай, наследник Государя императора, обещает совершить поездку по Сибири, возвращаясь из своего беспримерного кругосветного путешествия, – понизив голос, сообщил Флоринский. – Мы… – он подчеркнул это слово паузой, – готовим протокол встречи. Архитектору Хабарову дано указание спешно переделать внутренние покои нового губернаторского дома. Ну и посудите сами, какой же вид из окон откроется наследнику? С одной стороны – кирха. Это как раз неплохо… С другой – православный собор. А между ними что? Плешь? Пустырь?

– Понимаю, – ответил Крылов, не подымая взгляда от дубового паркета. – Бог даст, справимся, Василий Маркович. Только… Я ведь в Монголию вознамерился нынешним летом, в экспедицию…

– Да Бог с ней, с Монголией! – возразил Флоринский. – Обождет. Останется время – на Алтай успеете, и то ладно. А тут надо справится, голубчик, на-до! – и он озабоченно собрал морщины на лбу. – Да, чуть не забыл… Для украшения павильона встречи и губернаторского дома готовьте тропические растения.

– Как… то есть? – опешил Крылов.

– Считайте, что это распоряжение, – недовольный сопротивлением, суховато ответил Флоринский.

Крылов понял, что разговор окончен и пора удаляться. Господин попечитель более не удерживал его, но, чуть поколебавшись, примирительно добавил:

– Вы денег просили на расширение оранжереи… Так мы на ученом Совете порешили дать вам двести рублей. Маловато, конечно. Но как в нашем народе говорят? В поле и жук мясо?

– Благодарю покорно, Василий Маркович, – ответил Крылов. – Деньги весьма необходимы. Оранжерейку расширять надобно. Да и новые экземпляры недурно бы выписать.

– Вот и договорились. А теперь ступайте, голубчик, – ласково проводил Крылова Флоринский. – Перикуля ин мора. Опасность в промедлении.

Так появилось у университетского садовника еще одно детище: городской сад.

Шесть подвод, занаряженных по приказу городского головы Михайлова, работали с рассвета до полуночи. Крылов сам выбирал в окрестных лесах крепкие молодые березы, ели, сосны, рябину… Следил за тем, чтобы рабочие, приданные в подмогу, не обтрехивали бы с корней материнскую землю, чтобы ямки были копаны достаточные по глубине и размеру. Не выпускал из рук лопаты, подправлял, где надо, посадки. Спешное дело случилось, это правильно, но деревья здесь ни при чем. Высокий Путешественник погостит да уедет, а городской сад останется на долгие годы, и, стало быть, делать все нужно хорошо и по-доброму.

Давно приметил Крылов: сибиряки, живя в тайге, в окружении естественных рощ и лесов, не любят разводить сады. «Пескари», «юрточники», «еланцы» задыхаются от пыли, но прутика живого в землю не воткнут. Не обучены. Поливают улицы помоями и содержимым посудин… Пустоши, склоны Воскресенской и Юрточной гор, поросшие бурьяном и лебедой, редкие палисадники с хилой, червивой черемушкой и астрами под окнами монументальных двухэтажных особняков, на улицах лопухи величиной со слоновье ухо – вот, пожалуй, и весь зеленый городской убор. Лагеря и университетская роща – первые ласточки в Томске.

«А хорошо бы, – мечталось дальше, – вдоль всех улиц-проспектов аллеи высадить! Ну, хотя бы тополя… И растут быстро, и пыль городскую исправно поглощают. Недаром в Древней Греции площади, на которых собирался демос, народ, обсаживались тополями. А еще прекрасно было бы восстановить березовые семьи вокруг Белого озера! Ведь раньше, говорят старики, берез здесь было белым-бело, оттого и название озера пошло – Белое…»

Так думал Крылов, мечтал, а неотложные заботы одолевали его, гнули к земле, отодвигали мечтания в неопределенное будущее.

Едва он управился с посадками в городском саду – ох и достался же ему этот пустырь, убитый щебенником, обломками кирпича, обрезами досок и навозом! – как установилась сушь, и надо было следить за поливом.