Университетская роща

– Не раз меня обвиняли в колониальном патриотизме, – сказал он. – Пусть. Я и не скрываю. Да, колониальный патриотизм! Я не могу спокойно взирать на муки Сибири, на то, как бьется она в угрюмых тенетах тьмы и невежества. Вот, вы только послушайте, что пишет сельский учитель…

Он достал из внутреннего кармана письмо.

– «Страшно оставить деревню в темноте, – начал читать Макушин. – Бросить опять во тьму учеников, уже немного познакомившихся с другим миром светлым, где нет обыденной пошлости. Ужели не позволят открыть при школе библиотеку? Разве можно медлить, когда люди помирают с голода? Меня буквально осаждают просьбами дать книгу. И в этом хлебе приходится отказывать…»

– Какой прискорбный факт! – вырвалось у Крылова; без книг он своего существования не мыслил, ему было близко отчаяние сельского учителя, принужденного отказывать людям в книге.

– Совершенно справедливо, прискорбнейший, – Петр Иванович сложил письмо. – Ведь что происходит? С большим трудом, но по всей Сибири начали насаждаться начальные школы. И в отдельных местах довольно успешно. Этим фактом мы тешим свое самолюбие и забываем, что восемьдесят пять процентов окончивших начальную школу в селе вновь возвращаются в неграмотность. Восемьдесят пять процентов! Жуткий факт. Но на него никто не обращает внимания. Разве это не засуха умов, потянувшихся к знаниям?! Разве это не всенародное бедствие?! Да еще какое! Грамотность еще не есть образование, а только дорогостоящий ключ к нему. И вдруг потерять этот ключ от сокровищ, накопленных тысячелетиями человеческой жизни… А почему? Да потому лишь, что в селах нет книг. Никаких. Ни плохих, ни хороших. Не по чем упражнять свою грамотность. А мужик книгу любит, он хранит ее на божничке, вместе с иконами… Тот же учитель рассказывает, что когда удалось добиться-таки открытия библиотеки, радости-то было! В первый год деревня читала только две книги: «Князь Серебряный» и «Хижину дяди Тома». Истрепали от усердия. Ведь есть чтецы и такие: идут на гумно и читают при свете овинного огня, зажженного для сушки хлеба… Потом понравилась книжка «Среди черных дикарей». Потом начали просить Чехова и Достоевского, – Петр Иванович все говорил и говорил и не мог остановиться, видимо, этот вопрос о сельских библиотеках нынче занимал его более всего. – А я самолично видел, как сорокапятилетний мужик, прочитав Якубовича «В мире отверженных», навзрыд заплакал, сочувствуя герою… Не чудо ли это – книга? Томск судьбою самой поставлен вверху горы: он богат и низшими, и средними учебными заведениями. Он обязан освещать путь деревне к знаниям. Свечу зажигают и ставят на столе, чтобы светила всем…

Крылов слушал его с волнением. Макушин ни к чему не мог относиться пассивно. Двадцать два раза самолично ездил в Москву и Петербург за книгами на лошадях. Еще в 1873 году выставил первую зимнюю раму – открыл первый в Сибири Томский книжный магазин. Наладил книготорговлю в медвежьем краю. «Хорошая книга пусть будет доступна всем», – не уставая, проповедовал он. Первая библиотека, которую он организовал, размещалась в его квартире. В ней было триста книг, их выдавала его жена, Елена Алексеевна. Организовал бесплатную публичную библиотеку, затем склонил купца Валгусова на строительство для нее здания. Личным примером вовлек томских граждан в Общество попечения о начальном образовании…

Маша сказывала, в этом Обществе царит какая-то удивительно трогательная обстановка: люди, даже малоимущие, несут в «рублевый парламент» кто что может – полтину денег, книжку, бронзовый подсвечник… А в период массовых сборов пожертвований в пользу этого Общества даже управляющий торговым банком стоит на паперти у Иверской часовни с кружкой на шее и собирает пятаки… Вот что делает с людьми этот энергичный человек Петр Иванович Макушин, имя которого знает теперь вся Сибирь!

А ему все мало – новое общество замыслил. Насаждать в селе бесплатные библиотеки возмечтал…

Они долго прохаживались по кирпичной дорожке, меж цветущих кустов и тропических растений. И говорили бы, возможно, еще не один час, если бы внезапно не раздался грохот и откуда-то сверху вместе с лестницей не свалился наземь незадачливый Пономарев.

– Бог с вами, что это значит?! – переполошился Крылов. – Как это вас угораздило?

– Заслушался и свалился, – потирая ушибленную коленку, признался Пономарев. – Так уж хорошо господин Макушин говорил…

Он стал обирать с брюк комочки земли, поломанные стебли орхидей.

Крылов покачал головой: Пономарева не исправишь. Он, как дитя малое, не ведает, что творит. Добро хоть сам цел остался…

– Ступайте-ка, Иван Петрович, в мою каморку, приведите себя в порядок. Да поставьте самовар, – сказал строго.

– Все будет исполнено в лучшем виде! – пообещал Пономарев и, прихрамывая, поспешил с глаз долой: как-никак, а загубленная корзина с орхидеями на его совести.

Макушин сдержанно улыбался, глядя на них. Занятная пара!