Университетская роща

С водой в Томске всегда было трудно. Ушайка, чистая в верховьях, по городу текла мутная, сорная. От портомоен, устроенных тут же, рядом с мостками, откуда черпали горожане воду, серо-грязными разводами, не переставая, тащилась мыльная пена. Чуть выше по течению вовсю купались дети и домашний скот. Но и такой воды вдосталь не было. Один извозчик, переданный под начало Крылову, нога за ногу запинаясь, едва ли два круга в день делал. Пока вторую бочку доставит, под деревьями опять сухо.

Выручил Немушка. Прогнал нерадивого водовозчика, добавил на подводу еще две бочки и, сам вытягивая за коренника, до глубокой ночи курсировал между Ушайкой и новым городским садом.

Между тем в конце мая вся Томская губерния пришла в необыкновенное волнение. Слухи о приезде цесаревича Николая распространились и проникли в самые отдаленные ее уголки. Теперь все, что ни делалось в пределах губернии, так или иначе связывалось с этим великим событием.

В окрестностях Томска появились толпы богомольцев, трудников и трудниц. Богомольцы шли отовсюду, даже из Семипалатинска и Тобольска. Их сопровождала многочисленная нищая братия: побирушки, погорельцы, нищеброды, калики перехожие, прошаки. Все они двигались в одном направлении – в Семилужки, где хранилась икона чудотворца Николая.

В каждой приличной российской губернии была своя чудотворная икона. Имелась она и в Томской.

Чудотворцу Николаю приписывали исцеление от паралича, от слепоты и глухоты, верили, что поклонение этой семилуженской святыне приносит богатство, девушкам-сиротам – князя-жениха. Утверждали, что пущенная на плотике по реке, она укажет утопленника.

В этот год, в лето ожидаемого приезда Великого Гостя, верования в могущество иконы его имени вспыхнули с особой силой, и началось к ней настоящее паломничество. Каждый день в Семилуженской церкви сам архиерей служил молебен, люди стояли так тесно, что невозможно было поднять руку и перекреститься. Во время выноса Николая-чудотворца народу несколько человек были призадавлены. Во избежание беспорядков на всем пространстве от Семилужков до Томска дежурили конные разъезды полиции. Бойкий же торговый люд стремился поворотить небывалое скопление народа в свою пользу – вдоль дорог, как трава подорожник, выросли палатки, навесы, где продавали чай, пиво, квас, бублики, топтанники с рыбой, «морковны-картовны» пироги, сибирские шаньги.

В городе подновлялись дома и заборы. И вновь разгорелись жаркие споры о мостовых.

Они возникали всякий раз, когда в губернском центре назревали события, и горожане вдруг начинали устыжаться уличной грязи, коей славен был он во все времена. Преподаватель реального училища, инженер Семенов корил сограждан за отсталость и косность, приводил в пример шестиоборотную деревянную мостовую в американском городе Чикаго, изобретение инженера Зуфлера. Давал даже чертеж – квадратами забитые шашки-брусочки, доказывал, что шоссирование улиц галькой, как это производится в Томске, глупо, так как галька трется, скользит, от нее пыль, звук-скрежет, и все равно осенью с грязью совместно ее вывозят вон…

Инженер доказывал. Отцы-папашеньки городские мямлили: «Оно, конешно, так… Пущай их, однако, в америках мостят. А мы уж как отчичи-дедичи наши. По-привычному». Однако в этот раз все понимали, что одними словами не обойтись, придется за благоустройство все-таки браться. И поручила управушка это дело купцу Валгусову, который сам в бой рвался и все покушался сделать какое-нибудь грандиозное дельце для обчества.

Валгусов деньги от казны воспринял и к дельцу приступил. Перво-наперво он объявил конкурс на проекты благоустройства. В спешном порядке на конкурс были представлены два таких проекта, оба от техников путей сообщения. Рассмотрев их, управушка совместно с главным организатором начертала «резолюцию»: «Оба лучше». И началось благоустройство.

По приказу Валгусова в Ушайку принялись сваливать возы с купоросом. Для дезинфекции.

Решено было также приспособить Загорную улицу «к пешему хождению» – и в результате повели обширную канаву.

На Почтамтской и прилегающих к ней улицах загремели ломовики, сбрасывая на дорожное полотно и утолакивая все ту же мелкую дробненькую гальку. Московский тракт подвергся прорытию канав для стёка дождей. Валгусов еще успел сделать прокоп в зад Воскресенской горы – и выдохся, получив от неблагодарных сограждан прозвище архитехтур до конца своей жизни. Даже бесплатная публичная библиотека, построенная на его деньги, подзабылась. А прокоп остался в памяти горожан.

А потом с половины июня и до конца месяца зарядили дожди.

Нескончаемые валы туч шли и шли на город изо дня в день, словно бы собиралось в небе над томской землей все ненастье Сибири и намеревалось излить себя над ее просторами.