Университетский вопрос в России

Между прочим, теперь научный барометр в области нравственных, правовых, экономических – вообще гуманных наук, а отчасти и в области философии начинает показывать приближение грандиозной бури, которая, вероятно, потрясет до оснований наши вообще (по сравнению с развитием некоторых других наук) довольно жалкие научные зданьица, подчас построенные на куриных ножках, на совершенно жалких и неподходящих фундаментах (например, теперешняя печатная нравственная и правовая мудрость в области философии нравственности и права покоится в значительной степени на субъективном нравственном и правовом нигилизме, на незнании и непризнании особой духовной природы сих явлений, на сведении их к индивидуальным или массовым вожделениям и интересам, к пожеланиям известной «пользы», к стремлениям к известным желательным для решающих факторов «целям» и т. п., так что, собственно, надлежало бы последовательно выбросить за борт соответственные особые науки за отсутствием особого, отличного от других предмета). Эта буря очистит затхлый и гнилой воздух пошлого житейского «материализма», отчасти связанного с еще недавно господствовавшим в области философии и естественных наук (а отчасти и в области общественных наук (ср., например, философские основания так называемого исторического материализма, а равно марксизма в тесном смысле в области политэкономии)) теоретическим материализмом, отчасти же имеющего собственные корни в некоторых болезнях века. Эта буря даст толчок нашим наукам и вызовет коренную перестройку. Симптомы этой приближающейся и, по-видимому, быстро надвигающейся научной революции отчасти проявляются и в печати, подчас в довольно неудачной и, так сказать, насильственной форме, в форме как бы только еще полусознательного, но сильного стремления в сторону, противоположную той, которая господствовала в науке второй половины XIX в., – стремления, начинающего столь сильно давить и толкать, что люди готовы ухватиться за что попало, хотя бы, например, и за память покойного Кёнигсбергского Философа, который бы крайне был удивлен и изумлен, увидев, что в одних областях приурочивают к его гносеологии, в других областях (например, в области политической экономии) – к его категорическому нравственному императиву и вообще практическому (в философском смысле) идеализму, какие усилия употребляются для того, чтобы найти у него и те специальные новые идеи, которые ему не только никогда и в голову не приходили, но противоположному которым он ясно и категорически учит на каждом шагу. Более обстоятельно и в более глубоком виде и интересной форме можно познакомиться с разными симптомами зреющего в умах ученых поворота и переворота идей путем слушания их лекций. Знакомящиеся с науками только по учебникам имеют дело с тем направлением и миросозерцанием, которое лет 10–20 тому назад задавало тон и торжествовало в аудиториях, но теперь, по крайней мере в некоторых университетах, уже подвергается принципиальной критике и начинает уступать место более идеальному миросозерцанию (этим, между прочим, в значительной степени объясняются и такие, например, явления, как имеющие характер предсмертных судорог движения марксизма и экономического материализма вообще).

Кроме слушания лекций, средством ознакомления с теперешним с каждым годом все живее и живее бьющимся пульсом науки могут служить отчасти коллегиальное общение и научные беседы в главных центрах научного производства. Темы и характер этих бесед, отражающееся в них настроение и миросозерцание быстро меняют свою окраску и свое направление, что, может быть, даже незаметно самим участникам такого постоянного общения, но положительно поражает приезжающих «в гости» от времени до времени.

Между прочим, для ученых, желающих быть в курсе дела и не отставать, особенно для находящихся вдали от главных столиц науки, весьма полезными и даже необходимыми следует признать периодические поездки во время каникул, а еще лучше на более продолжительное время в те научные центры, где их науки бьют особенно живым и сильным ключом. Поэтому одним из начал рациональной университетской политики является всяческое облегчение и поощрение заграничных поездок с научною целью и командировок не только для начинающих ученых, но и для профессоров. Этим был бы усилен приток новых идей и научного воодушевления и творчества. Погружение в научную спячку профессора более вредит кафедре и университету, чем перерыв его деятельности с временным замещением его или даже без замещения в течение года.

Как бы то ни было, не может подлежать никакому сомнению, что настоящее «последнее слово науки» и то «слово» ее, которое содержится в наличных печатных произведениях, – это две различные вещи и что печатная мудрость науки необходимо находится позади подлинной последней мудрости ее, никогда ее не догоняя.

Что же касается систематических руководств, то по их адресу надо к сказанному добавить еще, что они, в свою очередь, отстают от уровня даже последней печатной, т. е. непременно несколько отставшей, мудрости науки.