Университеты

Я всё никак не мог заснуть, снова и снова проматывая в голове сложно завязанный клубок политических проблем. Кто, с кем… Не могу сказать, что ситуация сложилась вовсе уж печальная, но что покровительство кайзера Иудее на порядок усложнило ситуацию в Союзе и среди союзников, это факт.

Поворочавшись под стук колёс и храпение попутчиков, я постарался выкинуть из головы международную политику, но на смену ей пришла политика внутренняя, более для меня важная. А именно, готовность французов слушать…

«— Если они готовы так вот — жида… то может быть, выслушают и русского? Я, дядя Гиляй… неужто не найдём слов, не достучимся?! Я не я буду… услышат!»

Глава 2

На вокзале, запершись в кабинке туалета, я в несколько минут переменил жидовское своё обличье, и вскоре молодой эльзасец смешался с толпой приезжих, выйдя на привокзальную площадь, заполненную народом. Устроив себе краткую экскурсию по городу, убедился, насколько это вообще возможно, в отсутствии слежки, и только затем пришёл на условленное место на Монмартре.

— Месье… — смерил меня взглядом юный Гаврош с русской газетой в руках.

— Боланже, — отозвался я, улыбаясь смущённо, как и полагается провинциальному таланту, прибывшему в Париж в поисках славы, — Анри Боланже.

— Робер, просто Робер, — с ехидцей отозвался чичероне, сворачивая газету в трубочку. Отлепившись от грязной стены с облупившейся штукатуркой, мальчишка махнул кому-то наверху, и мешая изысканный французский с немыслимым местным жаргоном, пообещал скоро вернуться.

Дёрнув небрежно лохматой головой, он с кошачьей грацией заструился по узким переулкам, оглядываясь то и дело на меня, успеваю ли? Ныряя то в сквозные подъезды, а то и в подвалы, ведущие Бог знает куда, проводник выныривал благополучно в узких сырых переулках, мне же оставалось лишь следовать за ним, пребывая в настороженной готовности.

Закружив меня напрочь, Гаврош в единый миг остановился у неприметного дома с подслеповатыми окошками цокольного этажа, утопленными в брусчатку, и оттарабанил по двери сложный ритм костяшками сбитых пальцев.

— Жюль! — чичероне засунул пальцы в рот и засвистел переливчато, — Жюль! Глухой ты… постояльца привёл, открывай давай!

Рослый привратник, похожий на гориллу в берете и на сутенёра разом, приотворив двери, смерил меня взглядом мясника на пенсии, и впустил. Сложные переходы, с подъёмами и спусками уверили меня в том, что мы уже точно не в том доме, и как бы даже не на соседней улице…

Всё более нервничающий, я ступал вслед за гориллой, а сердце бухало, разгоняя кровь и адреналин, готовя организм к бою. А потом…

— Мишка?! Мишка!

Мы обнялись до боли в рёбрах, потом ещё, и заговорили разом, перебивая друг друга и рассказывая обо всём на свете. Брат вытянулся ещё сильней, оброс мышцами и раздался в плечах. В узкой комнате с подслеповатым окошком и небольшим столом со скромным угощеньем, он кажется особенно громоздким.

— Ну, рассказывай! — нетерпеливо сказал он, отпустив гориллу жестом и садясь на стул верхом, опустив подбородок на скрещенные руки, — Как ушёл… всё!

Сбиваясь то и дело, рассказываю о побеге по крышам, о поездке в собачьем ящике и о… Дашеньке. Смеясь беззвучно и утирая слёзы, брат то и дело перебивал мой рассказ.

— … Амазонка?

— Ну! — с ноткой вызова и смущения, а Мишка только отмахивается руками и хватает воздух ртом, не в силах вдохнуть от скрючившего его смеха.

— А сам, сам-то как?! Как здесь-то оказался?

— В составе делегации, — пожал он плечами, чуть отводя глаза.

— Иди ты!? — я подаюсь вперёд, взглядом прощупывая его лицо, не шутит ли?

— Сам иди! — чуть усмехается брат, но улыбка выходит кривоватой.

— Я так понимаю… — ерошу обеими руками волосы, — мне тоже предстоит?

— Угум… — скрывая неловкость, он взял с блюда яблоко и захрустел, брызгая соком.

— Хм… — потянувшись, я налил себе молока и подтянул выпечку, собираясь с мыслями, — молодые герои молодой страны?

— В точку! — кивнул он чуть смущённо.

— Хм…

— Надо! — убеждённо сказал брат.

— Миша, политика — это не моё… — начал было я и примолк, собирая воедино мозаику своих знаний, — и крепко ты влип?

— Я, собственно, один из организаторов, — криво улыбнулся брат.

— Вот как…

Мишка прерывисто вздохнул, не став ни оправдываться, ни… Да собственно, и не должен, по большому-то счёту. Сколько мог, столько и сказал ещё в Африке, а что я услышать не смог и в голове уложить, это уже совсем другое дело.

— И… — я замялся, не в силах подобрать слова, — зачем… Погоди! Кайзер, жиды и… вот это вот всё!? Ты… вы должны понимать, што франки при таком раскладе отойдут от Союза, они же с германцами как кошка с собакой! Чудо уже, што на нашей стороне выступили единым фронтом!

— На стороне Союза! — буркнул брат.

— Ну и… погоди, — замер я, — а есть, получается, разница?

— Ещё какая, — бледно улыбнулся он, неловко повернувшись на скрипнувшем стуле, — Ты думаешь, мы хотели вот так?

— Неужто и нет?!

— Ага, — блекло сказал он, — мы поначалу также… Эйфория была, не поверишь! Русь Заморская, такое всё…

Кривая улыбочка прорезала его лицо, а глазах — тоска смертная.