Университеты

— Радовались, — повторил он, медленно положив огрызок на стол, — обживаться начали, своим умом всё, да… А потом по чуть да помалу, и вот мы уже наособицу в Союзе, и настолько наособицу, што и вовсе отдельно, так-то.

— Откупиться нами задумали? — выдохнул я, и брат кивнул молча, глядя бездумно в стену с сырыми, облезающими бумажными обоями, по которой лениво ползали крупные тараканы, откормленные на сытных французских харчах.

— Угум. Мы-то радовались, обустраиваться начали, кооперативы, кредиты… А на деле — кость британцам. Автономии-то у нас столько, што мы по факту и не в Союзе, а союзники, так-то.

— Но… неужели нельзя было как-то…

— Как?! — уставился на меня брат не мигаючи, — Думаешь, так просто всё?! Нас в Африке всего-то тысяч тридцать, и это со всеми понаехавшими, включая бабьё и детишек! Буры, они для голландцев свои, да и для германцев ни разу не чужие. А мы так… Откупились бы. Перекрыть поначалу пути-дороги, да хотя бы промолчать просто, когда британцы начнут суда из России останавливать. И всё, Егор! Всё! Мы одни, без буров и тем паче, без Европы, никак не выстоим, понимаешь?

К горлу подступил едкий комок, я запил его молоком и вцепился в яблоко, давя нервный тошнотик. Несколько минут мы молчали, только двигая челюстями, не глядючи друг на друга.

— И кто?

— С миру по нитке, — понял меня брат, улыбаясь бледно, — Не поверишь, какие союзы и каких союзников уцепили. Мы… да нет! Не только староверы, но и так… вообще. Русские, жиды… у этих своих фракций хватает, но в Африке дядя Фима козырный туз.

— Дядя Фима, хм…

— Свои интересы, ясно-понятно, — согласился со мной брат, — урвать кусочек территории для себя и своих, так кто ж без греха? Н-да… мы, жиды российские, буры… да-да, среди них тоже фракций хватает. Потом янки, точнее…

— … конфедераты? — подхватил я, начиная понимать логику событий.

— Ну… не только, северян тоже полно. А если брать именно што финансовый и политический вес, так янки даже и повесомей будут. Но да, южане нас поддерживают, у них реваншистские настроения сейчас на пике. Массовая поддержка практически, чуть ли отражение былых событий увидели. Но и нам придётся пойти на… ладно, об этом позже.

— Аргентина ещё, — продолжил он, сцепив добела кисти, — эти на государственном уровне. Латиноамериканские кланы, но там вовсе уж пёстро всё.

— На континент влезть хотят?

— Угу. Торговля, концессии.

Я хмыкнул с сомнением, на што Мишка только плечами пожал.

— Вильгельма сюда же, — вздохнул брат, — и дядя Фима божится, што такого он ни разу не предвидел! И знаешь? Я ему верю! Германский протекторат в рамках Южно-Африканского Союза, это знаешь ли…

— Психиатром надо быть, такое вот предвидеть, — согласился я, — хотя и удачно вышло для жидов.

— Не скажи, — протянул Мишка, — государство у них вроде как и появилось, но именно што «вроде как». Не «милостью Божией[i]», а невнятный протекторат в составе Союза. Этакая эквилибристика на одной жопе промеж двух стульев. Территория то ли есть, а то и нет, и будет ли вообще полноценная страна, а не непонятное нечто, неизвестно. А отношения с Британией испорчены напрочь уже сейчас, да и не только с ней. Ни торговли, ни… как бы промышленной блокады для жидов не вышло, так-то. Ну и нас вместе с ними зацепить может.

— В таком разрезе да, — соглашаюсь с ним, — но… как же не хочется!

— А мне? — Мишка усмехнулся вовсе уж блекло, — Просто иначе — всё это зря! Все смерти, всё… всё зря, Егор. Либо так, на живую нитку в государство с бурами и «паровозиком Вилли» в пристяжку, да губы в улыбке растягивать и в дружбе клясться, либо никак. Так вот, брат.

Выдохнув, я хотел было…

… но посмотрел на Мишку и смолчал.

— Женюсь я, — неожиданно сказал он, кусая губу и глядя через меня стеклянно, с дурацкой, будто приклеенной улыбочкой.

— Совсем всё плохо?

— Да нет, — с той же неестественной улыбочкой отозвался брат, — девка как девка, из старой бурской семьи. Молодая, пригожая вполне. Не порченная. Так просто… не думал никогда, што вот этак придётся.

— Династический брак, н-да уж… А ты у нас отец-основатель выходишь?

— Угум. Один из, — прозвучало безо всякой усмешки.

— А я, выходит… — и тут ажно холодок по спине, и такая забронзовелость кладбищенская за спиной встала! Представились внезапно пафосные строчки в учебниках, гипсовые бюстики и историки, защищающие диссертацию на моих к Фире письмах, да всякого рода личных вещах.

Не штобы даже… хм, против. А так просто, будто я уже… и холодом могильным. А потом и ничего, отпустило.

— В делегации, значит, — протянул я, собираясь с решимостью и сам себя уговаривая.

— Угум.

— Дипломатических проблем не возникнет? — склонив голову набок, поинтересовался для порядку.

— Куда ж без них?! — усмехнулся Мишка и сощурился, переключаясь на мои проблемы и вновь становясь похожим на человека, — Тем веселей!

— Даже так?