Университеты

Подобравшись, и как-то очень по-военному оправив складки потрёпанного пиджака, Мишка начал разъяснять — кто, почему, и самое сложное — родственные и дружественные связи, бившие порой в африканских реалиях любую логику.

— Нам бы ночь простоять, да день продержаться, — выдохнул я после короткой лекции.

— День… — усмехнулся брат, — лет десять, никак не меньше! и это при самых благоприятных условиях.

— Н-да? При благоприятных условиях, иммиграция к нам из одной только России за десять лет составит как бы не поболее миллиона!

— А заводы? — парировал брат, — С ноля, в чистом поле! Стрелять из чего этот миллион будет? Из палок? Даже если сразу экономику под оборону ладить, а самим с голой жопой ходить, и то не успеваем! Дам тебе потом расчёты и выкладки, сам пересчитаешь. Одна только технологическая цепочка пороховых заводов чего стоит! Представляешь?!

— Представляю.

— А… ну да, ты же инженер де-факто, — чуточку успокоился Мишка, — На што бы сам сделал ставки?

— На импорт мозгов.

— А зачем европейским… — начал было брат и замолк, — а вот с этой стороны мы и не подумали!

— Чем сильнее будут давить студентов в Российской Империи…

— Чем хуже, тем лучше[ii]! — перебил меня брат, упав на стул, — Япона мать! Сроду представить не могу, што буду желать такого…

Кривенькая моя усмешка отзеркалилась на его лице.

— Политика, — глухо сказал Мишка, с силой растирая щёки руками.

— Но ведь так оно и выходит! — подвинув стул, сажусь рядом. — Смотри! Власти и без того давят и будут давить любые студенческие выступления, усматривая в них покушение на устои. Патриотизм и православие как духовные кандалы, ну и чугунное ядро Самодержавия до кучи.

— Угум, — отозвался брат мрачно, — и хоть как шевельнись против, так сразу — не патриот, не православный и вообще — не русский. Знаю… деды-прадеды на своей шкуре прочувствовали политику Романовскую! Подати двойные и… право слово, жидам легше жилося! Ну, не материально…

— Я понял.

— Угум. А теперь, значица, патриотизм хоть с православием вместе на хлеб намазывай, хоть с демократией впополам с атеизмом, и не в России. Эко… Да, этаким манером можно патриотов любых… хм, конфессий к нам переманить. Надавит власть, так хоть выбор у студенчества и интеллигенции будет — молчать в тряпочку, в Сибирь да в солдатчину за свои убеждения, или к нам, в африканские кантоны.

— Не чувствуя себя при всём том предателем, — уточнил я.

— Не последний аргумент, — кивнул Мишка, — Есть ещё што в эту кучу кинуть?

— Промышленников на себя перетягивать, — озвучиваю очевидное, — Да не усмехайся ты! Студенты тебе што, не козырь?

— Козырь, — признал брат, — Ладно, ты прав. Обдумаем потом эту мысль основательней, пока соображалка што-то буксует.

Мишка снова взялся за муштру с картами и схемами, пытаясь за самый короткий срок вложить в мою голову колоссальный объём информации. Укладывалось… ну, в общем нормально, но мозги мои, тренированные более чертежами и формулами, да языками, осваивали знания не без скрипа.

— Всё, перерыв! — перервал я его пару часов спустя, чувствуя свою голову гудящим барабаном, — И как ты это в голове уложить только можешь?!

— Кому што, — философски пожал плечами брат, — Попробуй Евангелие со святцами наизусть заучи, да родовичей всех запомни до седьмого колена. Кофе будешь?

— Давай!

Приоткрыв дверь, Мишка кликнул Жюля и попросил сделать кофе, а я не сразу и понял, што говорил он на русском!

— Он… — начал я растерянно.

— Русский.

— Погоди… Жюль?! Он же…

— Потомок дезертира, — кивнул брат, — в четырнадцатом году, после Заграничного похода русской армии их мно-ого осталось[iii].

— Вот это у нас резерв! — выдохнул я и поправился под полным скепсиса взглядом брата, — Потенциальный.

— Очень потенциальный, — кривовато усмехнулся тот, — скорее так… как ты там говорил? Агенты влияния, точно. И то…

— Хоть што-то!

Не ответив, Мишка только вздохнул, и стало ясно, что даже как агенты влияния потомки русских дезертиров достаточно сомнительны. Хотя с другой стороны — отбросов нет, есть резервы! Какие-никакие, а кадры! Можно, а значить — нужно проводить политику ассимиляции…

— … Егор! Егор!

— А?!

— Ушёл в себя, вернусь нескоро, — поддразнил меня брат моим же одностишием[iv], сунув мне кофе, сваренный по всем правилам, крепченный до невозможности и одним только запахом дарующий бодрость.

— … твоё появление позволит нам усилить позиции русской и прорусской фракции, — втолковывал Пономарёнок, — нужно только сделать его не тактическим, единовременным, а стратегическим.

— Это как? — я даже чашку отставил, не представляя тактическое усиление имени себя.

— Ввести тебя не пешкой, а фигурой! По возможности, канешно. Для начала подвести тебя аккуратненько, без дипломатического скандала, даже и потенциального. Через Снимана…

— Стоп! — брат послушно замер, зная уже, что в такие моменты я ловлю идеи, и порой удачно, — А надо ли? Ты сам сказал — фигурой!

— То есть не через Снимана…