Как много в нем отозвалось!
Пушкин А. С. «Евгений Онегин»
Глава 35
— Самому-то зачем… — качает головой Матвеев, выдыхая дымом и вцепившись зубами в коротенькую трубочку-носогрейку, — я чай, есть ково послать!
— Надо, Евграф Ильич… надо! — отвечаю, не прекращая гримироваться.
— Надо, надо, надо! — взрывается военный атташе, соскакивая с кресла, — Нормально можешь объяснить, словами?! Или тебе што, стрельбы да резни не хватает? Так скажи, я те охоту организую! Есть здеся любители — на кабана с пикой, так оно всё безопаснее будет.
— А сам-то?! — огрызаюсь я, примеривая на лицо довольно-таки крупное родимое пятно.
— Мне по должности положено, — отрезает Матвеев, падая назад и пыхая дымом, — чай, военный атташе официальный разведчик и есть! Кто будет налаживать сеть? Ась?!
— Ильич! Я тебе русским по белому… сюда приклеить или ниже?
— Ниже… — ворчит он, глядя придирчиво на вылепливаемый облик молоденького и болезненного парижского пролетария.
— Так чево ет я… а! Надо, это не хотелка мальчишеская, а как бы тебе объяснить…
— Словами!
— Охо-хо… — отставив гримироваться, гляжу напоследок в облезлое зеркало и плюхаюсь в соседнее кресло, выбивая пыль тощей жопкой. Массирую виски в попытке простимулировать мыслительный процесс, и каким-то чудом мне это удаётся.
— Я… не чувствую город, понимаешь? Ну то есть… не до конца, што ли… как целоваться через пуховую шаль.
— Экие у тебя забавки, — ворчит он чуть спокойней, — не чувствует он, хе! А оно тебе надо? Ты, я чай, атташе по культуре, а не босяк!
— А разведкой мы с тобой пока впополам занимаемся, — независимо жму плечами.
— Впополам, — хмыкает Матвеев, кидая взгляд на уже загримированного Саньку, безостановочно лузгающего семечки в приступе нервенности, — Твой пополам пока как три четверти моево…
— Это пока, на волне славы, — мне становится почему-то неловко.
— Волне там или…. кхе! Всё равно же не по подворотням вербовкой занимаешься!
— До вербовки там ещё как до Китая по-пластунски, но… — барабаню пальцами по подлокотнику, — я тебя понял! Я не вжился в город, понимаешь? Не до конца! Как в готовом костюме, который под тебя ещё не подогнали!
— Та-ак… — кивнул Матвеев поощрительно, окутываясь дымом.
— В Москве или в Одессе я вжился, и знаешь… вот так вот взглянешь бывалоча на человека, и понимаешь, что он из Хамовников, купеческово сословия, и што по характеру говнистый, и го́вна ево — как на ладони! И случись чево там, я знаю куда бечь, к кому обратиться при нужде, и если вдруг кто фараонам продался или ещё кому, то — враз вижу, издали! Чуйкой чую!
— Ну если враз, — пробурчал он, выбивая трубку в грязную пепельницу, — и всё равно…
— Ильич! Ежели мне подурковать просто захочется, без нужды на то, я про охоту на кабана помню! А пока и без кабана… во! — провожу рукой под подбородком, — Одни только ученички в Ле-Бурже чево стоят! Каждый день почти — не понос, так золотуха.
— Н-да?
… и я наконец понимаю, что Матвеев просто боится за нас с Санькой. Основная роль в поимке поганцев легла на меня с братом, и не специально даже, а карты так легли. Мало нас, попросту мало!
Потом да… обзаведёмся своими людьми из местных, которым можно будет довериться если не полностью, то где-то около. Ну и сами обтешемся, не без этого.
Пока же не то чтобы всё грустно, но да — проблемно. Кто-то французский не знает настолько, чтобы сойти за своего, а кто-то — габаритами не вписывается в здешние микролитражные улочки.
Я артистичен и легко сойду за своего хоть по языку, хоть по поведению. Санька с языком ещё подхрамывает, но повадки у него вполне парижские, с поправкой на гаврошистость. Пока рот особо не открывает, всё в порядке.
Вот и выходит, что основная работа — на нас, а группа прикрытия в сторонке. Кто в кафе сидеть будет, ожидая сигнала, кто по магазинчикам прогуливаться, ну а Матвееву…
… хуже всех. Сидеть в полном параде на конспиративной квартире и в готовности вскочить, и мчаться, размахивая дипломатическим паспортом, вытаскивать нас из неприятностей.
Легенды, разумеется, заготовлены на все случае, и проговорены многажды. Но мало ли…
— Ладно, Ильич, пошли мы… — Санька вскакивает с готовностью, ссыпая семечки на истоптанный тараканами стол.
— Ни хвоста ни чешуи! — напутствует Матвеев, и остаётся ждать в грязной конспиративной квартире, пропахшей табаком, дешёвыми женскими духами, запахами табака и немытого больного тела.
Выйдя за дверь, мы некоторое время плутаем по переходам и лестницам, дабы выскочить на улочку совсем из другого дома. Не оглядываюсь, но будто спиной вижу коммандера Матвеева, прижавшегося к окну и выглядывающего нас из щёлки в пыльных, давно нестиранных занавесях.
Шаркая по брусчатке грубыми башмаками, сменившими с десяток хозяев, и засунув руки в карманы курток не по размеру, мы шатаемся по улочкам Монмартра с видом профессиональных бездельников, возмещающих недостаток средств избытком ленивого любопытства. Ни видом, ни повадками мы с Санькой не отличаемся от здешних аборигенов.