– Сергея Ходынского убили, – выпалил Санька, забавно кругля глаза, – представляешь?!
Сергей с Мишей Ефимовым тут же уставились на…
… меня?!
– Да што вы… – я замахал руками, – не я это, ясно вам?!
– Так и будем говорить, – серьёзно сказал Ефимов, – если вдруг кто спрашивать будет.
– Да што ты будешь… – дёргая шеей, обрывая фразу, ибо окончание её только матерным и просится.
– Все поняли? – Миша Ефимов обвёл нас взглядом, – Не Егор, и точка!
– Да тьфу ты… – но даже Санька склонил этак голову чуть набок в задумчивости, будто действительно вспоминает, а не мог ли я…
Обеденный перерыв в Ле-Бурже пошёл кувырком, скомкано преобразовавшись то ли в предельно идеологизированное обсуждение убийства, то ли в митинг. Подтянулись французы, исторически донельзя политизированные и не стесняющиеся высказывать своё мнение. Рабочие спорили с пилотами и друг с другом, а молоденький механик Жюль Ведрин[65]
, по прозвищу «Маленький Жюль» и «Возвышенный Гаврош» и вовсе, распалившись, наскакивал на Блерио[66], решительно разойдясь взглядами на правомочность террора!Митинг удалось прервать только напоминанием, что в ноябре планируется не просто выпустить первые летадлы (которые, к моей досаде, всё чаще именовали аэропланами), но и организовать грандиозное воздушное шоу. И крайне важно сделать всё это до окончания Выставки, то бишь до двенадцатого ноября!
– Месье! – надрывался я с верстака, – Не мне – вам, французам, рассказывать о важности нашей работы! Закончив всё до окончания выставки, мы сделаем заводу такую рекламу, что работой все вы будете обеспечены на десять лет вперёд! Вы, и десятки, сотни ваших знакомых и товарищей!
Ворча и переругиваясь, народ разошёлся по своим рабочим местам. Я же, спрыгнув с верстака, прислонился лбом к холодному железу. Пытаясь охладить возмущённый разум[67]
, я пытался понять, как же меня уговорили на такую авантюру. И ведь не хотел изначально!Руководить строительством завода, на котором предстоит выпускать аэропланы класса «Рарог» или в европейской классификации «Феникс», и непременно – до окончания выставки! С учётом имеющихся ресурсов компаньонов из «Жокей-клуба», и отработанной технологии – реально, но…
… с надрывом. И так за что ни возьмись – всё-то у меня через грыжу, выпученные глаза и дурную гонку со временем и судьбой.
– Это карма, – сказал я Саньке, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, и подхватив чертежи, пошёл в токарку.
Глава 32
25 октября 1900 года Южно-Африканский Союз подписал последние документы мирного договора, получив наконец статус полноценной державы, признанной во всём мире. Коос Де ла Рей на следующий день стал послом ЮАС во Франции, и наша фракция с большим размахом отпраздновала эти два события.
Де ла Рея нельзя назвать прорусским в полном смысле этого слова, он африканер и большой националист, но именно в союзе с Русскими Кантонами генерал видит будущее страны. Хотя назвать его вовсе уж идеальным союзником сложно, человек он глубоко религиозный, и опирается не на русских «вообще», а на фракцию староверов, видя в них близких людей если не по крови и языку, то по духу.
С большим уважением относясь к Дзержинскому, к собственно идеям социализма Коос относится настороженно, видя в них размывание национальных интересов. Отчасти он прав, некоторые наши товарищи, впав в неумеренную эйфорию от столь грандиозных свершений, буквально грезят наяву, напоминая скорее наркоманов, и видя своей целью установление некоей Мировой Коммуны.
Власти в Русских Кантонах они не имеют вовсе, пользуясь репутацией людей высоколобых, но напрочь оторванных от реалий, едва ли не юродивых. Вся их небольшая популяция переливает по большей части из пустого в порожнее, искренне веря, что когда-нибудь их оторванное от жизни теоретизирование принесёт реальные плоды.
Высоколобый этот народ приносит ощутимую пользу на должностях статистиков и в нарождающемся Департаменте Образования, где и нужны такие идеалисты, способные светом своих глаз разгонять тьму невежества. Ну а теоретизированием занимаются они в свободное время, чем вполне и довольны.
Я же чем дальше, тем больше сомневаюсь в устроительстве коммунизма на землях Русских Кантонов. Коммунистические идеалы, как бы их не трактовать, с превеликим треском разбиваются об исконно-посконное сознание переселенцев из Российской Империи.
Не возражая против общинности «вообще», и оценив экономическую пользу кооперативов, мужики благосклонно относятся к предлагаемым социалистами благам, как-то бесплатному образованию и медицине. Но и не более!
Государство у нас вырисовывается скорее социал-демократическим, притом с явственным пониманием и скорее даже – превалированием интересов национальных, а никак не интернациональных, что крайне огорчает высоколобых. Я лично этим не огорчён, воспринимая скорее как данность, ну дальше, как говорит дядя Фима – будем посмотреть!
– Да где же ты… а чорт! Переезд этот…
Найдя наконец нужные бумаги в одной из многочисленных коробок, захламляющих мой новенький кабинет, я заспешил в конференц-зал посольства.