– Черт, – я всхлипнула и упала на одно колено. Никитин тут же оказался рядом и помог подняться.
– Все в порядке?
– Да… нет, я ногу подвернула. Болит. Сильно.
На глазах слезы. Никитин приподнял меня за талию и донес до машины, усадил на переднее сидение и склонился над моей ногой, ощупывая щиколотку.
– Больно? – спросил он, надавливая на косточку, трогая ступню, пальцы… О, боже… Это так возбуждающе.
– Очень, – ответила я, чувствуя острые покалывания внизу живота, искры, пробегающие вдоль позвоночника. Уровень эндорфинов в крови тут же увеличился. Прикосновения его пальцев – это как удары электрошокером, притом, по самым чувствительным местам. Вторая рука поддерживала мою ногу под колено.
– Просто ушиб. Ничего серьезного, – констатировал он и поднял голову, все еще сидя передо мной на корточках. Вдруг его брови сошлись на переносице:
– Нет никакого ушиба, да?
Я молча склонила голову на бок и, не отрываясь, смотрела ему в глаза.
– Нет ушиба, Леша. Я хотела, чтобы ты ко мне прикоснулся.
Он резко выдохнул.
– Маша, завтра я получаю твой паспорт. После этого мы определяем тебя в школу-интернат. Я думаю, это самое лучшее, что я могу сделать для тебя. Начнешь новую жизнь. Нормальную. Как у всех. Я буду тебя навещать, обещаю. Ты даже сможешь приезжать ко мне на выходные.
– Ногу отпусти, – тихо попросила я.
– Что?
– Ногу отпусти, я сказала.
Его пальцы медленно разжались. Он встал с корточек и хотел уже сесть в машину. Но я вскочила и быстро пошла по тротуару:
– Маша, вернись в машину!
Да неужели? Не работает. Я пошла быстрее.
– Маша, давай поговорим, Маша.
Я сбросила туфли и побежала от него.
– Кукла, мать твою!
Резкий поворот головы – подхватил мои туфли и бежит следом. Посоревнуемся, спецназ? Ну, кто быстрее бегает?
– Да пошел ты! – крикнула я и теперь бежала в сторону набережной, – Ты и твоя Оленька!
6 ГЛАВА
Я узнала его. Как только этот боров вошел в маленькую спальню, освещенную лишь свечами и красной лампочкой под потолком, я его узнала. Он мало изменился за эти два года. Немного постарел, но все тот же невысокий толстяк с пивным пузом, жидкими волосами, с сединой на висках. Тот самый, который так усиленно пытался затащить меня в свою постель, еще не подозревая, что я и есть та самая Мири, которой он должен передать секретную информацию.
Я вела его тогда три месяца. Светские приемы, встречи в ресторанах. До белого каления, как говорится, а потом потребовала диск. Он был в шоке. Никогда не забуду в его глазах металлический блеск ненависти. Ко мне. К женщине, посмевшей играть не по женским правилам, а по мужским.
Вопрос – узнает ли меня он. Ассулин. Два года назад именно от него я получила пакет, из-за которого погибли все те, кто помогал мне в том деле. Я не знала, что на диске. Меня никогда не посвящали в подробности. Да и я, за свою не столь длинную, но далеко не спокойною жизнь, выучила одно железное правило – меньше знаешь, крепче спишь. Спала я редко, со стволом под подушкой, и всегда неспокойно. Но это уже другой вопрос, совершенно не волнующий моих заказчиков.
Ассулин посмотрел на меня масляными глазками, улыбнулся и тут же выложил двести шекелей на тумбочку. Я презрительно скривилась – урод. Жадная скотина. Это меньше пятидесяти баксов. Такова такса за час с проституткой в Израиле. Дешевой проституткой. А этот гад мог позволить себе шикарную девочку по сопровождению. Такую, как Мири. Когда час с ней мог стоить около пятисот баксов, и то, не в постели. Но я хорошо выучила их менталитет. Израильские мужчины – миф о горячих чувствах и страстях. Возможно, молодые все еще сохраняют подобные качества, но, перешагнувшие рубеж "сороковника", просто отвращают. Жадные, склочные женоненавистники. Ненависть к русским и мечта иметь русскую. А русские их используют, тянут бабки, потому что ничего другого не вытянуть. Пусто там, цифры, счета и похоть. Значит, тогда купить "рашен лове" за пару сотен. Иллюзию о красивой белокожей девочке, согласной на все ради вот такого жирного борова, которого дома ждет жена с выкрашенными патлами, морщинистым лицом и вечно орущей глоткой, да семеро детей – наглых зверенышей, похожих на маму и папу. Вот и Ассулин туда же. Мразь. Копейки считает. И знает, сука, что эти бабки я отдам хозяину и еще долго не увижу с них ни агоры*1. Так я буду выплачивать и выкупать свой паспорт и якобы содержание в этом гадюшнике.
Он меня не узнал. Тогда я была шикарной блондинкой с голубыми линзами, а сейчас – брюнетка, и линз нет, и автозагара тоже. Он грузно сел на постель и сбросил ботинки. Подозвал меня пальцем. Я подошла, улыбаясь, и кокетливо строя глазки.
– Наташа?
Кивнула и села к нему на колено. Смотрит похотливо мне в вырез платья, гладит грудь. Я не вздрагиваю от омерзения. Я умею отключаться. Меня этому учили.
– Хороший Наташа… красивый.
А то, конечно, красивая. За пятьдесят баксов ты бы не лизнул кончик моих прошлогодних туфель.