Unknown

– Про благие намерения, Леша. Ну, или про зло и добро.

Нервный смешок. Закурил. Быстрые и глубокие затяжки.

– Это я, что ли, зло?

Не выдержала, рассмеялась.

– Нет, Леша, я.

Он мне не поверил, а зря. Меня начало слегка морозить.

– Ты мне никто, Никитин. Засунь свое благородство в задницу. Я пошла. Жила как-то раньше и сейчас проживу. Так что, садись в свою тачку и вали домой. Тоже мне, благодетель. Я тебя, нахрен, просила?

Он резко спрыгнул с капота машины и подошел ко мне, взял за лицо всей пятерней. Смотрит в глаза, ноздри раздуваются, на скулах желваки играют.

– Тон смени, Кукла. Никуда ты не пойдешь. Все. Этот вопрос закрыт. Не хочешь в школу-интернат? Значит, запишем в обычную школу.

Я отбросила его руку и прошла мимо, задев плечом, облокотилась о капот машины, выставив зад в сторону дороги. Нам тут же посигналили, и Никитин выматерился, снял пиджак и накинул мне на плечи. Я засмеялась, нагло, с вызовом.

– Я ничего не хочу. Благодетель ты наш.

Схватил за руку и притянул к себе. Ничего себе, меня подбрасывает от его прикосновений? Или я заигралась?

– Я не понимаю одного, Кукла. Что тебе надо? Чего ты, мать твою, хочешь? Что ж ты изводишь меня?

– Руки убрал! – тихо прошипела я, а меня током шибануло от прикосновения. В двести двадцать. Понравилось, но от этого и отрезвило сразу. Он не разжал пальцы, продолжал стискивать мое запястье.

– А ты чего хочешь, Никитин? Я тоже не пойму. Ты, и правда, такой лох? Не трахаешь, ничего тебе взамен не надо. Так, на кой я тебе? Вроде, в папочку еще рано играть. Вон, женись на кобыле своей, и она тебе дюжину таких кукол нарожает.

Пальцы сильнее сжали мое запястье, а я даже не поморщилась.

– В машину, быстро. Не зли меня. Насильно запихаю.

– Попробуй, – я провокационно с вызовом посмотрела в его серые глаза. Мне нравилась провокация в любом проявлении. Особенно с ним. Ломать его стереотипы, выворачивать наизнанку. Внутренняя борьба отразилась на его лице.

– Убери руки и вали домой. Хватит, наигрался в папочку и в старшего брата.

В этот момент он сгреб меня в охапку и потащил к машине, затолкал на сидение и закрыл дверцу. Сел за руль.

– Я в участок тебя сейчас отвезу, пусть там и разбираются, что с тобой делать. Ты права – нахрен ты мне нужна?

На самом деле все происходит так, как решила я, милый. Ты делаешь все как по нотам. Все, чего я ожидала от тебя. Умничка. Черт, хоть лезь под диван за конфеткой, как любил говорить наш Глеб Николаевич. Я все же закуталась в его пиджак. Пахнет одеколоном и сигаретами. Его запах. Мне он нравился. Я часто воспринимаю на нюх, как животное. «Вкусно» или нет – зависит от запаха. Никитин был «вкусным» во всех смыслах этого слова. Я его хотела. Меня ломало от его взгляда, от его голоса. От оттенка его кожи, от мускулистого и твердого тела. Но я списывала это на профессиональный интерес. Или на химическую реакцию и гормоны. Всем рано или поздно хочется. Значит, пришло и мое время. Мастурбации в душе или под одеялом становилось мало. Захотелось мужских пальцев… его пальцев.

Он вел машину молча, стараясь на меня не смотреть, а я приоткрыла окно и как всегда закинула ногу на торпеду. Повернула голову и увидела, как сильно стиснуты его челюсти.

– А дома ждет вкусный ужин, – пропела я и поправила воротник его рубашки, повел плечом. Злится. Еле сдерживается. Но ведь сорвется рано или поздно. Надолго не хватит.

– Леша, – продолжила я, – А в той школе… там нормально? Ты проверял?

Пора давить на жалость, а то ведь явно не домой едем. Неужели решил избавиться, или я уже, на фиг, ничего не понимаю в мужской психологии?

– Интернаты ненавижу… ты хоть сам знаешь, что такое интернат? Это зона для малолеток. Там свои законы. Ничем не лучше тюремных. Одно название – интернат, а так, та же ограда, охрана, побои и помои вместо еды, да поношенные вещи с чужого плеча. Я лучше сдохну, чем снова туда. Лучше к Гоше в проститутки… Я сбегу оттуда. И снова на улицу. Так зачем усложнять? Останови, и я выйду.

Я заплакала. По-настоящему. Мерзко так на душе стало. Начала играть, а как про интернат заговорила, жалость к себе выдернула слезы настоящие. В горле застрял ком. Никитин резко дал по тормозам. Я отвернулась и полностью зарылась в его пиджак. Слышу, как ударил по рулю. Наверняка смотрит на меня. Коснулся плеча, а я вжалась в свою дверцу, слезы катятся, а мозги лихорадочно работают.

– Эй… Кукла…

Тихо выругался и потянул к себе, я оттолкнула и снова в свой кокон, но он не дал спрятаться, пиджак сбросил и взял за подбородок, долго смотрел мне в глаза. А я словно видела себя со стороны – сама невинность, ресницы мокрые, под глазами тушь размазалась, губы припухли. Глеб Николаевич всегда говорил «Ну, вот как тебе, сучке, удается не опухнуть от слез, а выглядеть как в кино – аки ангел небесный, а?»

– Что мне с тобой делать?

На языке вертелась пошлость, но я проглотила, а Леша вытер слезу с моей щеки.

– Давай, новые правила – перемирие. Согласна?

Я кивнула и накрыла его руку своей рукой. Дыхание участилось, и он отвел взгляд. Посмотрел в лобовое стекло. Но руку не отнял. Потом резко повернулся ко мне.