Unknown

- Я всегда считала её глупой, но теперь знаю это наверняка, - вслух подумала Мэрион. Она сказала это также, как если бы говорила об аксиоме равностороннего треугольника. В Мэрион не было ни капли злости – только жгучее стремление к истине во всех областях.

- Не переживай, Эдит, - утешала Ирма. – Скоро ты пойдёшь домой, съешь ещё праздничного пирога и будешь счастлива.

Нехитрое решение не только бед Эдит, но и печалей всего человечества. Даже совсем маленькой, Ирма Леопольд больше всего хотела, чтобы все вокруг неё были счастливы, съев любимого пирога. Иногда от этого ей становилось почти невыносимо, как в тот раз, когда она смотрела на спящую в траве Мадмуазель. Позже это проявилось в её щедрых дарах от переполняющегося сердца и кошелька, которые без сомнения были угодны раю, но не её юридическим советникам; огромные пожертвования для тысячи потерявших надежду: прокаженных, пропащих театральных трупп, миссионеров, священников, больных туберкулёзом проституток, праведников, увечных собак и нищих со всего мира.

- Мне кажется, что где-то здесь раньше была тропинка, - сказала Миранда. – Помню, отец показывал мне картину с людьми в старинных одеждах. Они были у этой скалы на пикнике. Жаль, я не знаю где именно её рисовали. ⁶

- Они могли добраться к Скале по-другому, - сказала Мэрион, доставая карандаш. – Раньше сюда, вероятно, ехали со стороны горы Маседон. А вот мне бы хотелось увидеть те странные висячие валуны, которые мы заметили утром из экипажа.

- Мы не можем пойти дальше, - ответила Миранда. – Помните, я обещала Мадмуазель, что мы не задержимся на долго.

С каждым шагом вид впереди становился всё более чарующим, с зубчатыми утёсами и покрытыми лишайником камнями. Вот блестящая гора победоносно возвышается над пыльными серебристыми листьями кизила, а вот уже видно, как в тёмной щели между скалами зелёным кружевом подрагивает папоротник.

- Давайте хотя бы посмотрим на всё вокруг с того небольшого подъёма, - сказала Ирма, подбирая объёмные юбки. – Хорошо бы изобретателю женской моды 1900-го, самому пройтись через папоротники в трёхслойной юбке.

Вскоре папоротник уступил место плотным зарослям колючего кустарника, заканчивающимися у доходящего до пояса уступа скалы. Миранда первая выбралась из зарослей и, опустившись на колени, принялась помогать взобраться на камни остальным, с тем видом умелого знатока, который так восхитил мистера Хасси утром, когда она открывала ворота. («Когда нашей Миранде было пять», - любил вспоминать её отец, «она села на лошадь как настоящий объездчик». «Да», - добавляла её мать, «и выходила к гостям высоко подняв голову, как маленькая королева»).

Они оказались на почти круглой площадке, окруженной камнями, валунами и несколькими молодыми деревьями. В одном из камней Ирма сразу же обнаружила что-то похожее на смотровое окно и увлечённо стала глядеть вниз на «Поляну для пикников». Приблизившись, словно в мощный телескоп, небольшая оживлённая сценка предстала из-за деревьев со стереоскопической ясностью: занятый у повозки лошадьми мистер Хасси, поднимающийся от небольшого костра дым, бродящие туда-сюда в лёгких платьях девочки и открытый зонтик Мадмуазель, напоминающий бледно-голубой цветок у воды.

Прежде чем вновь проделывать путь назад вдоль ручья, было решено отдохнуть пару минут в тени камней.

- Вот бы остаться здесь на всю ночь и увидеть, как взойдёт луна, - сказала Ирма. – Миранда, милая, не смотри на меня так серьёзно, нам не часто выпадает случай повеселиться за пределами школы.

- И чтобы за нами не следили и не шпионили эти крыски Ламли, - добавила Мэрион.

- Бланш уверена, что мисс Ламли чистит зубы только по воскресеньям, - вставила Эдит.

- Бланш – противная маленькая всезнайка, - сказала Мэрион, - как и ты.

Эдит невозмутимо продолжила:

- Бланш говорит, что Сара пишет стихи. В туалете! Она нашла один из них на полу. Кажется, они все про Миранду.

- Бедная малышка Сара, - сказала Ирма. – Думаю, во всём мире она любит только тебя, Миранда.

- Не понимаю почему, - сказала Мэрион.

- Она ведь сирота, - мягко ответила Миранда

- Сара напоминает маленького оленёнка, которого мне когда-то принёс папа, - начала Ирма. – Те же большие испуганные глаза. Я ухаживала за ним неделями, но мама сказала, что он не выживет в неволе.

- И? – спросили все.

- Он умер. Мама всё время говорила, что он обречён.

- Обречён? – повторила за ней Эдит. – Как это, Ирма?

— Должен умереть, что же ещё. Как тот мальчик, который «стоял на пылающей палубе, всеми покинутый» … Дальше не помню.

— Ужасно! Как вы думаете, я тоже обречена? Мне что-то не очень хорошо. У того мальчика тоже болел живот?

— Конечно, болел, если он съел столько же куриного пирога на обед, сколько и ты, - ответила ей Мэрион. – Замолчишь ты наконец или нет?