Unknown

В каком-то смысле это стало облегчением: Рейчел боялась, что брат влюбился в женщину, которая не захотела покинуть Англию, а он почувствовал себя обязанным вернуться в Америку ради сестры. Однако, поскольку все это касалось ее собственных чувств к Йену Мюррею, это не предвещало ничего хорошего.

– Сожалею насчет жира, – вдруг сказала она.

Дэнни моргнул.

– Жира?

– Друг Мюррей сказал, что для чьей-то задницы. Пес всё съел.

– Пес съел... О, собака съела жир, – губы Дэнни дернулись, и он медленно потер пальцы о пальцы. – Не переживай, я нашел немного.

– Ты голоден, – тут же сказала Рейчел и поднялась. – Вымой руки, а я поставлю кофейник на огонь.

– Было бы хорошо. Спасибо, Рейчел. Рейчел... – Дэнни замялся, но он был не из тех, кто избегает говорить напрямую. – Друг Мюррей сказал тебе, что ты любишь его... Но не о том, что он тебя любит? Кажется... это довольно странный способ выражать чувства, правда?

– Правда, – ответила она тоном, означающим, что она не желает обсуждать странности Йена Мюррея.

Рейчел даже пытаться не хотела объяснять Дэнни, что Йен Мюррей не выразил чувства словами, потому что ему и не нужно было. Воздух вокруг нее до сих пор вибрировал от его жаркого заявления. Хотя...

– Но, возможно, он и признался, – медленно произнесла она. – Он сказал мне кое-что, но не по-английски – и я не поняла. Ты не знаешь, что может означать «мо кри-игьхе»?

Дэнни на миг нахмурился, а затем его лоб прояснился.

– Должно быть, это язык Хайленда – то, что они называют гэльским, я думаю. Нет, я не знаю, что это значит... Но я слышал, как друг Фрейзер говорил это своей жене в таких обстоятельствах, что было ясно: это слово означает глубокую... привязанность.

Дэнни кашлянул.

– Рейчел, ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?

Ее кожа все еще пылала, лицо горело, как в лихорадке, но при этих словах Рейчел показалось, будто кусок льда вонзился в ее сердце.

– Поговорить с ним, – повторила она и сглотнула. – И сказать ему... что?

Рейчел нашла кофейник и мешочек с жареными желудями и цикорием. Насыпав горсть темной смеси в ступку, она принялась толочь их с такой силой, будто там было полно змей.

Дэнни пожал плечами, наблюдая за сестрой с любопытством.

– Ты сломаешь эту ступку, – заметил он. – А что до того, что ему сказать... Ну, это ты должна решить, Рейчел.

Дэнни по-прежнему напряженно смотрел на нее, но теперь серьезно, без тени юмора.

– Я попрошу его держаться от тебя подальше и впредь никогда с тобой не заговаривать, коли ты хочешь этого. Или, если предпочтешь, я могу заверить его, что твоя расположенность к нему является только дружбой, и он должен воздержаться от дальнейших заявлений.

Рейчел высыпала смолотую смесь в кофейник и добавила воды из котелка, который висел на стойке палатки.

– Это единственные варианты, которые ты видишь? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Сестрица, – очень нежно произнес Дэнни, – ты не сможешь выйти замуж за такого мужчину и остаться квакером. Ни одно Собрание не примет такой союз. И ты это знаешь, – он мгновение помолчал и добавил: – Ты ведь попросила меня за тебя помолиться.

Рейчел не ответила и, не взглянув на брата, развязала полог у входа и вышла наружу, чтобы вскипятить кофейник. Но перед тем как поставить его на огонь, пошевелила угольки и добавила дров. Воздух заалел, освещенный дымом и огненным маревом от тысяч мелких костров – таких же, как у них с Дэнни. Но наверху ночь простиралась черная, ясная и бесконечная, и свой холодный огонь в ней зажигали звезды.

Когда Рейчел вернулась в палатку, ее брат что-то искал под кроватью и при этом бормотал.

– Что такое? – спросила она, и Дэнни попятился, держа в руках небольшой ящик, в котором обычно лежали их съестные припасы – только сейчас их там не было. Осталось лишь несколько сырых желудей и одно яблоко, обгрызенное мышами.

– Что? – повторила Рейчел в ужасе. – Куда подевалась еда?

Явно злющий и с пылающими щеками, Дэнни сильно потер костяшками пальцев по губам, а потом ответил:

– Какой-то презренный сын... Белиала... (сатаны, – прим. пер.) разрезал палатку и все забрал.

Вызванный этой новостью поток ярости был почти желанным, потому что позволил переключиться и выплеснуть чувства.

– Да чтоб этот... этот...

– Без сомнения, – сделав глубокий вдох и пытаясь успокоить себя, сказал Дэнни, – он был очень голоден. Бедная душа, – добавил он тоном, в котором явно отсутствовало снисхождение.

– Если и так, он мог бы попросить, чтобы его накормили, – огрызнулась Рейчел. – Он самый обыкновенный вор, – и топнула ногой, кипя от злости. – Что ж, значит, я пойду и попрошу еды. Смотри за кофе.

– Если только из-за меня, то не стóит, – запротестовал Дэнни, но как-то вполсилы: Рейчел знала, что он ничего не ел с самого утра и просто умирал с голоду. Это она ему и сказала, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Волки... - начал было он, но Рейчел уже надевала свою накидку и натягивала чепец.

– Я возьму факел, – уверила она брата. – И сильно не повезет тому волку, который решится выйти ко мне в моем теперешнем состоянии духа, уверяю тебя!