При этом пример НСЗ показывает нам, что даже планирование якобы государственной деятельности не всегда до конца демократично — и даже то планирование, которое есть у государства, всё время находится под угрозой внедрения рынка.
Поэтому, декоммодификация (устранение практики предоставления благ в виде товаров или услуг при помощи рынков) — лишь необходимое условие демократизации экономики, но не достаточное.
Освободительные семена рациональных, демократических, и планируемых государственных служб, безусловно, были посеяны в НСЗ. Но для здравоохранения, как для любого другого сектора, национализации недостаточно.
Мы уже слышим, как вы ворчите:
Они вообще что-нибудь планировали в своём СССР?
Критики советского опыта из левого стана обычно объясняют его неудачи так:
- отсталой, по сути феодальной экономикой дореволюционной России;
- постоянной военно-политической угрозой самого существования СССР со стороны Запада;
- якобы имевшимися «демократическими пробелами» в ленинских организационных структурах;
- или влиянием классовых интересов бывших царских бюрократов, на которых неопытное государство рабочих было вынуждено полагаться.
Мы не утверждаем, что эти доводы левых о причинах возникновения и укрепления сталинской бюрократии обязательно неверны. Нас интересуют не они. Нас больше интересует теория консерваторов о том, что тоталитаризм является неизбежным следствий всякой плановой экономики. Мы также хотим понять и то, как они, на примере Советского Союза, убедили самую широкую общественность в том, что планирование не только не работает, но и что оно по своей сути авторитарно.
Наш аргумент заключается в том, что, хотя замена рынка планированием и является необходимым условием для эгалитарного общества, но она не является достаточным условием. Планирование должно быть ещё и демократическим.
Мизес и Хайек утверждают обратное: что деградация экономической информации в результате планирования приводит к авторитаризму, а не то, что авторитаризм ведёт к деградации информации, что и подрывает планирование.
О провале большевистского эксперимента написаны целые библиотеки, и в очередной раз опровергать эти аргументы было бы утомительно и для нас, и для читателей. Тем не менее, любая книга, в которой обсуждается планирование, не может игнорировать самой большой исторической попытки — или, по крайней мере, самой большой попытки в истории до Walmart. Нравится нам это или нет, но косточки Советского Союза перемывают все экономические школы по всему политическому спектру. Поэтому наша цель состоит в том, чтобы как можно более лаконично представить повествование, освобождённое от худших примеров схоластики и сектантства прошлого века по этому вопросу, которое определяет место планирования — и его отсутствие — в советской трагедии.