Unknown

- Да как же не может быть, если я сам их видел, трещины идут от среза ствола и от запального отверстия также.

- А аркебузы тоже трескаются?

- Про то мне Вилли не говорил, - отвечал Волков.

- Это всё оттого, что кладут по две пули, – догадался кузнец. - А я говорил господину Рохе и господину Вилли, чтобы по две пули не клали, а то они привыкли, если с пятидесяти шагов стреляют, так по две пули класть. Оттого и пороха нужно больше, а порох нынче очень крепкий, вот и рвёт он железо.

- А может, оттого, - предположил кавалер, - что последний раз пришлось нам на берегу реки вести бой весь день, так стрелкам пришлось по тридцать залпов сделать, и так стволы нагревались, что в них порох невозможно было сыпать. Ребятам приходилось ходить к реке охлаждать оружие в воде.

- Ах вот оно что? – задумался кузнец. - Тридцать выстрелов? Это много.

- Да, немало, мужиков они набили в тот день кучу. В общем, нужно сделать стволы крепче.

- Да как? Больше железа на них отводить? Так Вилли жаловался, что и без того тяжелы.

- А по-другому никак нельзя?

- Можно, но то дольше будет, придётся стволы дольше проковывать, угля больше нужно будет. Работы больше мне, времени больше уходить будет.

Волков это предполагал и приготовился к этому. Он достал кошелёк:

- Тут сто двадцать монет, думаю, ты дорос до того, чтобы завести подмастерье.

- Спасибо, господин, – произнес кузнец негромко.

- Дней через семь или десять тут будут Роха и Вилли, к тому времени возьми себе помощника и сделай мушкетов по старому образцу как можно больше, а потом начинай делать новые, такие, что не будут трескаться.

- А сколько же делать их нужно, господин?

- Чем больше, тем лучше, - отвечал Волков, идя к своему коню.

«Чем больше, тем лучше, коли мне не понадобятся, так продам с выгодой, скоро без них ни одна война обходиться не будет».

А время уже к обеду шло, поехал домой, горбатая кухарка Агнес интересовалась, что господин желает на обед. Господин желал жареной свинины с луком. И теперь он надеялся, что получит желаемое.

Ехал, а его горожане узнавали, может, в лицо, а может, по его гвардейцам, что были одеты в бело-синие одежды. Видели его, с дороги уходили, кланялись. А многие и кричали его имя. А некоторые так и вовсе досаждали гвардейцам, когда пытались подбежать и прикоснуться к его стремени.

- Господин, - пузатый мужичок бодро семенил наравне с его конём, - это вы рыцарь Фолькоф? Господин!

Волков не отвечал, лишь покосился и ехал дальше. Зато один из гвардейцев на мужичка стал наезжать конём:

- Куда? Чего лезешь? Плети добиваешься?

- Да нет же, я пивовар, Клосс моя фамилия. Господин, примите в дар бочонок пива. В честь победы вашей над еретиками!

Не до пива ему сейчас было, он всё никак не мог отойти от разговора с казначеем архиепископа, но он должен был нравиться горожанам. Волков остановился и сделал знак гвардейцу, чтобы подпустил мужика.

- Спасибо тебе, честный человек, присылай своё пиво мне домой, я буду его пить со своими офицерами и друзьями.

Тут пивовар Клосс стал победно оглядываться вокруг, видит ли кто его триумф. И его видели, на улице собирались зеваки. Поэтому он кричал:

- Видели, болваны, моё пиво будет пить паладин, хранитель веры и меч Господа. Сам Рыцарь Божий Фолькоф!

Люди с соседних улиц и переулков стали сбегаться к этому месту. Все хотели знать, что происходит.

- Брюнер, ты меня слышишь, выливай свои помои в канаву, а сам можешь удавиться от зависти, - кричал пузан, созывая всех, кто его слышал.

Теперь зеваки, особенно женщины, стали ещё и выглядывать из окон всех домов на улице.

- Победитель еретиков и мужичья, кавалер Фолькоф, будет пить пиво пивовара Класса, - продолжал орать мужик на всю улицу.

А тут ещё, растолкав зевак и обойдя гвардейцев, к нему вышла сухая, но бойкая старушка:

- Господин рыцарь, допустите руку целовать, меня сам архиепископ допускал!

Уж и не очень-то ему хотелось, старуха не слишком чиста и, видно, полоумна, но вокруг были люди, все смотрели на него, и он, чуть наклонившись с коня, протянул ей руку. Чёрт с ней, пусть целует, всё равно в перчатке рука.

Ловкая старушка схватила его руку и поцеловала в перстень.

- Благословенны будьте, молиться за вас теперь буду, святой, святой вы человек! – кричала старуха радостно.

А он уже видел, как ещё один человек, какой-то калека, лезет к нему через гвардейцев, а те не знают, что с ним делать: останавливать или пустить. Волков сделал знак сержанту: хватит уже, не пускай. Но меж коней уже проскочила крепкая баба и подняла к нему голозадого ребёнка лет двух:

- Рыцарь, благословите! – и так и держала его на вытянутых руках перед Волковым.

Он кивнул головой и, улыбаясь, положил руку на голову ребёнка, а потом и осенил его крестным знамением.

- Спасибо, господин, - баба ещё, взяв ребёнка под мышку, успела схватить его руку и тоже поцеловать перчатку.

И, конечно, полезли другие к нему. Тоже со своими пожеланиями.

- Всё, всё, господа горожане, мне пора, - воскликнул Волков и уже зло взглянул на своих гвардейцев: помогайте!