Unknown

Растянувшийся на своей узкой кровати Александр вспомнил прошлую ночь, вздрогнул и положил ладонь на ширинку, усмиряя оживившийся член. Пугающий и одновременно неприятно будоражащий момент — при смене позы Арек вдруг вывернулся из-под рук, хрипло заурчал, притерся к его бедру, скользнул ладонью по мошонке и замер, словно ожидая приглашения. И разочарованно вздохнул, откатываясь от судорожно сжавшегося тела. Саша попытался загладить отказ удвоенной нежностью, и ему это вроде бы удалось... вроде бы...

«Странно он со мной попрощался: «Я тебе позвоню, когда приеду». Гм... Запамятовал, что бывшему военнопленному за телефон три года дают, или таким образом намекнул, что это — пос ледняя встреча? Если это прощание, мне, наверное, радо-ваться надо. И забыть наши постельные игры, как страшный сон. Иначе я рехнусь от злости и обиды, пережевывая мысль:

«Он кончал под ним». Не подо мной, случайным встречным, а под законным супругом... а я был для него чем-то вроде живого вибратора... Черт, надо перестать об этом думать!».

В понедельник Александр явился на работу ощетинившимся и готовым к бою. Но вопросов о том, куда его отконвоировал телохранитель, не услышал. Мужики обсуждали вчерашние

вечерние новости. Наместник, перерезавший алую ленточку

на входе в новый больничный комплекс в столице, похвалил работу строителей и сообщил жадно внимавшим ему журналистам:

— Нам нужны резервные площади. Когда мы уравняем

бывших военнопленных с остальным населением, в больницах

негде будет яблоку упасть. И мы должны подумать об этом заранее.

Объявить хотя бы приблизительные сроки подписания ука за второй наместник Тагана отказался и проследовал в им про визированный банкетный зал.

— А раньше его в форме не показывали! — отметил один из рассказчиков. — Я как глянул на кресты... Пустого места на кителе нет, хоть на спину вешай.

— Потому и не носит, — хмыкнул второй любитель новостей. — И так хромой, да еще такую тяжесть таскать. Упадет — не поднимется.

Между ехидными шуточками — такой китель вместо бро-

нежилета, да... а то вдруг яйцами или помидорами закидывать

начнут? — и гаданием о сроках выхода указа Саша все-таки

нарвался на вопрос о своем времяпрепровождении в доме

наместника. Ответ о мусорных мешках в кухне прокатил

на «ура», и его оставили в покое. Слишком много тем для

разговоров нашлось у бригады, укладывавшей плитку на Kurallee — слава богу, хоть не перед домом шаттхальтера.

Александр, сознательно оградивший себя от официального информационного потока, всерьез задумался о необходимости перемен. Политика страуса «а я спрятался в песок и ничего не замечаю» привела его в тупик. Почти все чины и кеннорийские фамилии, упоминаемые в чужих беседах, были для него пустым звуком. Как и зубоскальство по поводу какого-то надоевшего ролика о захвате самолета — кто захватывал, что захватывал,

поди разбери... Да что говорить о чинах и роликах! Утреннее времяпровождение в кровати наместника — перед телевизором и с бутербродами — открыло ему глаза на личность второго посетителя кафе Георга. С военным комендантом города Арек

напивался, оказывается. А Саша ни сном, ни духом... Интересно, а Георг-то знал, кто его посетил?.. Наверняка знал, потому так и трясся.

Неприятие телевизионных новостей Александр заработал

сразу после возвращения из лагеря. Родительскую квартиру

конфисковала мэрия — отец до вторжения не дожил, мать умерла

в первый год захвата — и ему пришлось становиться в очередь

на жилье. Ни денег, ни карточек у него не было, и он бродил из

кабинета в кабинет, оставляя заявления и прошения под чут ким

руководством приютившей его тетки. По вечерам тетка с му жем

внимательно выслушивали Сашин отчет, давали ценные ука-

зания на следующий день и усаживали ужинать перед теле визо-

ром. Теткин муж — называть его дядей язык не поворачивался, и

приходилось ограничиваться именем-отчеством — считал но вую

власть данной Богом и искренне восторгался пунктуальностью,

педантичностью и аккуратностью, свойственной, по его мне-нию, всем кеннорийцам.

Расспросив Александра о лагере, пенсионер Петрович не обеспокоился тяготами и лишениями, выпавшими на долю соотечественников. Его восхитило то, что для содержания военнопленных кеннорийцы приспособили две планеты: Руду и

Лесоповал.

— Ну надо же! Додумались! И из дома вас увезли, и рабо тать заставили, и главное — бежать там не куда. Ведь некуда же?

Саша тогда отвечал сквозь зубы, боясь вспылить, оскорбить тетку, которая его кормила, поставила ему раскладушку на кухне, купила одежду и совала в карманы мелкие деньги — «потом, потом отдашь!». Тетке он был благодарен. А вот с ее мужем после переезда в выделенную квартирку больше не виделся.

И новости смотреть не хотел, потому что у него в ушах тут же

начинал звучать визгливый старческий голос:

— Ты только посмотри, какие молодцы! Как они все про-

думывают! Вот что значит сильная власть — восемнадцать

планет в кулаке держат, и никто пикнуть не смеет!

Голос стих только рядом с наместником, ярким предста-

вителем сильной власти, педантично носившим презервативы