Вместо подписи Грэг нарисовал странно перекошенное подобие улыбающегося смайлика. Арек еще раз вчитался в слова и обхватил себя руками за плечи, унимая дрожь. Его захлестывала паника. Хоть убей, но он не мог вспомнить — когда? Джинсы, сиреневая майка с попугаем... Яблоки, лампочки... Ничего подобного в памяти не задержалось.
— Я не помню... — пожаловался он Александеру.
Тот недовольно мотнул головой, отодвинул джинсы в сторону и уселся на кровать, притягивая Арека к себе и заставляя прижаться спиной к груди.
— Тихо, тихо... — шепот щекотал ухо. — Не надо было тебе отдавать...
— Надо.
— Успокойся, — объятья стали крепче. — Может, все-таки врача? Тебе плохо.
— По-моему, ты этого и добивался.
— Нет. Да. Добивался. Хотел встряхнуть. Но ты...
Одно благо — голос бывшего любовника отличался от голоса Грэга. Это не позволяло потеряться в иллюзиях. И так перед закрытыми глазами плыли и перемешивались картинки — старая квартира в Нератосе, муж стоит у шкафа, держит в руках
и рассматривает черные джинсы... Александер бросает джинсы на кровать...
— Я не помню, я пытаюсь и не могу вспомнить! Он все время ругался и запрещал мне нажимать на что-нибудь, кроме «авто-разогрева». Наверное, он пошел в супермаркет — это на первом этаже соседнего дома. Там большой отдел хозтоваров, мы там всегда все покупали — лапочки, стиральный порошок, губки, освежители воздуха... Джинсы... Я не помню! Я этих черных джинсов себе и ему вагона два, наверное, купил!
— Успокойся! Не думай!
Александер вытащил из-за спины плед, одной рукой соорудил уютный кокон, откинулся, позволяя Ареку уложить голову себе на плечо, и повторил:
— Не думай. Лежи.
Как выполнить совет, если майка с попугаем не желает исчезать из мыслей? Память подкидывает вереницы пикников, прогулок, походов в магазин — куда-то же он ее надел? Или не надевал никогда? Не думать, не думать... Он сполз чуть ниже и прислушался к равномерному стуку сердца Александера. Звук умиротворял, а теплые, живые руки удерживали на грани: не давали затеряться в образах прошлого, заставляли вернуться в сегодняшний день и убеждали — ничего непоправимого не произошло. Это не беда. Это ее отголосок. Боль и смятение пройдут, и у него останется нежданный, и от этого еще более драгоценный привет из прежней жизни. Какое счастье, что он не отдал вещи в благотворительный центр! Записку бы попросту выбросили, не побеспокоившись доставить адресату. Это же не завещание, зачем напрягаться?
— У тебя все в порядке? — ладонь погладила щеку, а большой палец осторожно очертил ресницы. — Под глазами... тень?.. ушиб?..
— Синяки, — шепотом поправил Арек, привыкший доводить кеннорийский Люксы до совершенства.
— Синяки. У тебя все в порядке?
— Нет. Но с этим ничего нельзя сделать.
— Не верю, — прошептал Александер, подтянул его выше и
обрисовал синяк уже языком. — Ты сильный. Сделаешь.
Арек напомнил себе, что он собирался избегать контактов при случайной встрече. Особенно прикосновений. Он прекрасно помнил, как прогибался под этим языком и руками, выпрашивая и поощряя ласки, и ни капельки не путал туземного любовника
с покойным мужем — в постели было хорошо и с тем, и с тем.
По-разному. По-другому.
«Еще пара минут... и я встану и уйду».
Таблетки и близость теплого тела подействовали. Слабость осталась, и она наверняка проявится, когда он поднимется на ноги и попытается сделать первый шаг — опять потемнеет в глазах, и подкосятся колени. Но озноб и леденящая тяжесть в груди исчезли, и лежать стало удивительно уютно. Александер коснулся языком его губ, словно закрепляя перемену, а потом положил ладонь на затылок и вовлек в тягучий, головокружительный поцелуй, после которого «встать и уйти» уже не получилось — тело ответило на призыв.
Они целовались неспешно и обстоятельно. Главенствовала не страсть, а неспешная нежность — честно говоря, Арек не был уверен, что сможет ответить на бурное проявление чувств, но партнер умело угадывал его потребности. Ласки не походили на мальчишескую возню — для этого не хватало азарта. Скорее, на сонные забавы в супружеской спальне, когда от усталости и затраханности уже закрываются глаза, но собственнический инстинкт не позволяет оторваться от желанного тела.
Проникшая под рубашку ладонь наткнулась на нижнюю майку. Встретившись с препятствием, Александер приглушенно зарычал. Это встряхнуло: рык отозвался пробежавшими по спине мурашками и неожиданным осознанием — все, как в прошлый раз. Встретились, легли... а дальше? Ничего же не изменилось. Кеннориец и туземец. Недопустимая связь. Победитель и побежденный. Опасная связь — шальная, наполненная привкусом горечи, отравляющей обоих.
«Как же не изменилось? Изменилось... Еще и Илле прибавился. Интересно, как бы хороший домашний мальчик отреагировал на известие о том, что я трахался с туземцем?
Выблевал бы вегетарианский салатик? Или приложил ум-ственные усилия — он, все же, не дурак — разобрался и оправдал, списывая позорный факт на потрясение от сходства с Грэгом и неизбежное повреждение психики после потери любимого мужа?».