Unknown

 Но, дорогой мой Вивиан, вернемся к непосредственной теме нашего обсуждения. В моей библиотеке, не подвергающейся влиянию и не контролируемой какой-либо страстью или партией, я не могу не заметить, что абсолютно невозможно, чтобы всё, чего мы желаем и к чему стремимся, происходило без малейшего или даже большого зла. Вероятно, через десять лет, или даже раньше, лихорадка спадет, твой интеллект созреет. А теперь, дорогой сэр, вместо того, чтобы говорить об активном духе столетия и возможностях, открывающихся перед храбрыми и безрассудными, не следует ли вам поздравить себя с тем, что великие изменения происходят в вашей жизни тогда, когда вам не нужно подвергаться опасности пострадать от их воздействия, и когда вы готовите свой ум к тому, чтобы воспользоваться преимуществами системы, когда эта система оформится и созреет?

 

 Что касается твоей просьбы, Вивиан, она, безусловно, одна из наиболее скромных и рациональных из тех, с которыми ко мне обращались в последнее время. Если я могу как-то повлиять на твой ум, я предпочел бы оказывать влияние как твой друг, а не давать отцовские наставления, но чувствую, что мой отцовский долг - возразить против этого твоего непродуманного плана. Если ты решишь пропустить один или два семестра, ладно, так и быть. Но, знаешь ли, не вини меня, если потом об этом пожалеешь.

 

 Тут мимо них промчалась роскошная карета миссис Ормолу, жены человека, владевшего всеми золотыми и серебряными копями христианского мира.

 

 - А! Дорогой мой Вивиан, - сказал мистер Грей, - вот что занимает полностью твой ум.

 

 В наш век все жаждут заработать огромное состояние, и, что еще ужаснее, заработать быстро. Эта жажда внезапного богатства порождает экстравагантные концепции и поддерживает тот дикий дух спекуляции, который сейчас подкрадывается из-за границы и, подобно Демону в «Франкенштейне», не только устрашающе бродит по лону природы, но и ухмыляется в воображаемом уединении наших тайных комнат. О! Я боюсь за судьбу современных юношей: их соблазняет временный успех нескольких любимцев фортуны, я наблюдаю, как их разум отвращается от перспектив, дарованных простым смертным, и, попомни мое слово, от единственного способа приобретения имущества - честной торговли и уважаемых профессий. Я боюсь за тебя и твоих товарищей. Дай бог, чтобы им не угрожала моральная и политическая дезорганизация! Дай бог, чтобы наша молодежь, надежда нашего государства, не была потеряна для нас! Сын мой, мудрейшие говорили: «Тот, кто торопится разбогатеть, не может быть чист душой». Давай зайдем к Кларку выпить виски со льдом.

 

 КНИГА 2

 

 ГЛАВА 1

 Маркиз Карабас был младшим сыном в благородном семействе. Графа, его отца, как дровосека из сказки, Бог благословил тремя сыновьями: первый был идиотом и ему предстояло унаследовать титул, второй был деловым человеком и получил образование, которое позволяло заседать в Палате общин, третий был повесой и его отправили в Колонии.

 

 Нынешний маркиз, достопочтенный Сидни Лоррейн, сделал отличную карьеру в политике. Он был подобострастен, высокопарен, неутомим и болтлив, как шептались в свете: друзья восхваляли его как льстеца и эрудита, бизнесмена и оратора. Наслаждаясь в равной мере выгодами коммиссионерства, услугами заместителей и прочими молочными реками и кисельными берегами политического Ханаана, он, наконец-то, увидел вершину пирамиды своих амбиций - Сидни Лоррейн стал президентом Палаты общин и проник в святую святых Кабинета министров.

 

 В это время умер его братец-идиот. В качестве компенсации за потерю должности и для сохранения голосов избирателей граф Карабас получил титул пэра и великолепную должность, ничего не значившую: здесь он просто пыжился от гордости, не имея никаких обязанностей. Шли годы, различные изменения происходили в администрации, частью которой когда-то был его светлость, министры, к своему удивлению обретя популярность, поняли, что влиятельность Карабаса больше не имеет для них столь существенного значения, как раньше, так что его светлость объявили занудой и сдали в архив. Не то чтобы у его светлости отняли прекрасную должность, не произошло ничего такого, чтобы у непосвященных могло возникнуть предположение, что лучи влияния его светлости угасли, но секретные заявки маркиза в Казначействе больше не принимали, дерзкие заместители поправляли галстуки и шептались, что «влияние Карабаса осталось в прошлом».

 

 Благородный маркиз вовсе не был нечувствителен к своему положению, поскольку он был, что называется, честолюбив, но сила его возможностей угасла под действием лет, праздности и дурного расположения духа, поскольку его светлость, дабы избежать апатии, ссорился с сыном, а потом, потеряв единственного друга, ссорился сам с собой.