Просторный воротник его изысканно плиссированной рубашки был перехвачен широкой черной лентой, но не скрывал шею, это шло к его гладкому подбородку, такая лента пошла и бы и женщине. Мы в Англии назвали бы его штаны лосинами. Они были из бледно-желтой кожи, шли к его высоким украшенным шпорами кавалерийским сапогам, плотно облегавшим икры, поднимаясь выше колен владельца. Конец ленты, овивавшей его шею, был спрятан в кармане его жилета, привязан к маленьким французским часикам. Правой рукой он закрывал корпус скрипки, а в левой руке, маленький пальчик которой почти тонул в большом старинном кольце, держал белый носовой платок, остро надушенный фиалками. Несмотря на множество черт, присущих женщинам, которые я у него заметил, от взгляда до формы рта, в целом выражение лица этого человека свидетельствовало о твердости и энергичности. Те, у кого никогда не было возможности познакомиться с джентльменом столь прославленным, как герр Бенкендорф, не сочтут это описание смехотворно подробным.
Он подошел к князю с видом, кажется, говорившем о том, что, поскольку его ни с кем не спутаешь, в церемонии представления нет необходимости. Чопорно и вежливо поклонившись, герр Бенкендорф слабым, но вовсе не неприятным голосом сказал, что «визит герра фон Филипсона - для него большая честь». Князь ответил на его приветствие столь же чопорно и вежливо, будучи вовсе не плохого мнения о своих дипломатических способностях, его высочество решил, что ни избыток холодности, ни сердечность с его стороны не должны дать премьер-министру ни малейшего представления о том, в каком настроении он пришел на разговор: «Видите, даже поклон дипломата - серьезное дело!».
- Герр Бенкендорф, - сказал его высочество, - в своем письме я недвусмысленно сообщил вам о том, что воспользуюсь вашим разрешением прийти со спутником. Позвольте представить вам моего друга мистера Грея, английского джентльмена.
Пока князь говорил, Бенкендорф стоял, скрестив руки на груди и опустив подбородок на грудь, но смотрел прямо в лицо его высочеству. Вивиана так поразила его поза и выражение лица, что он чуть не забыл поклониться, когда его представили. Премьер-министр окинул Вивиана проницательным косым взглядом и, незаметно кивнув, пригласил зайти в дом. Джентльмены подчинились его требованию. Пройдя через эркер, они оказались в большой комнате, стены которой были увешаны полками с книгами в роскошных переплетах. Ничто в комнате не указывало на то, что хозяин библиотеки - не просто частное лицо. Каждая книга, каждый стул находился на своем месте. Пурпурная чернильница из сервского фарфора и сафьяновый портфель с тиснением того же цвета, лежавший на столе с инкрустацией - вот и всё. Никаких документов, никаких депеш, никакой красной тесьмы или красных чемоданчиков. Над старинным дымоходом в китайских изразцах с изображением гротескных фигур - коров, играющих на арфе, обезьян, изображающих монархов, и долговязых фигур, на огромной скорости улетающих от преследователей, которые были всегда впереди, над этим дымоходом висело какое-то любопытное старинное оружие, самый выдающийся и дорогой образец - украшенный драгоценными камнями кинжал с резной рукояткой.
- Это моя библиотека, - сказал герр Бенкендорф.
- Что за изумительный кинжал, - сказал князь, вовсе не интересовавшийся книгами, и немедленно подошел к камину. Бенкендорф пошел за ним, снял вызвавшее восхищение оружие со стены и прочел лекцию о его достоинствах, древности и красоте.
Вивиан воспользовался этой возможностью, чтобы окинуть взглядом содержимое библиотеки. Он ожидал увидеть тома Макиавелли, Ваттеля и Монтескье, наиболее легкомысленными трудами, которые, как он думал, могли бы ему там встретиться, были лживые мемуары какого-нибудь склонного к интригам кардинала или лживая апология министра в изгнании. К его удивлению оказалось, что библиотека полностью состояла из поэзии и романов. Несколько удивленный Вивиан с любопытством посмотрел на неподписанные корешки тяжеловесных фолиантов на боковой полке. «Это, по крайней мере, - подумал он, - должны быть королевские указы и собрания государственных бумаг». Чувство приличия мгновение боролось с любопытством, но для человека, любящего книги, самое тяжелое на свете - удержаться от изучения тома, который, как ему кажется, ему незнаком. От инкрустированного драгоценностями кинжала Бенкендорф перешел теперь к покрытому эмалью подперсью. За всем он уследить не мог, и Вивиан отчаянным рывком выдернул том: это оказался гербарий! Он посмотрел, что за том стоит рядом: это была коллекция засушенных насекомых!
- А теперь, - сказал герр Бенкендорф, - я покажу вам свою гостиную.