– Пошел ты! – Но внезапно я понимаю, как хочу пить. Я наклоняю бутылку ртом и глотаю. Когда я заканчиваю, он ставит бутылку в подстаканник. – Ты сказал, что отпустишь меня в любой момент.
– Я никогда этого не говорил. – Он оглядывается. – Я сказал, что отпущу тебя. И я отпущу. Но нам предстоит долгий путь.
– Я не заложница, Грейсон.
– Нет, ты не заложница. Ты узница собственной тюрьмы. Как только ты от нее освободишься, то можешь уходить. Но не раньше, чем ты сдашь тест.
От того как он произносит «тест», у меня в жилах стынет кровь.
– Я не буду убегать. Я приняла решение быть здесь.
– Ты попытаешься сбежать, независимо от принятых решений. Все бегут от правды о себе. Я не могу этого допустить.
Я откидываюсь на сиденье. Оцениваю свое состояние и ситуацию. Кожа липкая и чешется от засохшего пота. Я босиком, ноги и ступни в пыльной грязи. Тело ноет, но не слишком сильно. Мы в угнанной машине.
Во всех смыслах и определениях я выгляжу и ощущаю себя как пленница.
Я психолог, и мне нужно действовать как психологу и поговорить со своим пациентом.
– Как ты добыл машину? – Спрашиваю я.
– Правильное место, правильное время, – уклончиво отвечает он. В ответ на мой нетерпеливый взгляд, он продолжает. – Новые модели оснащены защитой от кражи. Просто нужно было найти подходящую модель для угона.
Несмотря на все, что я узнала о его психике, я понимаю, что ничего не знаю о нем как о человеке.
– Ты научился этому в детстве? У своего отчима?
Он улыбается.
– Не все замкнутое пространства принадлежат тебе, Лондон. Можешь перестать пытаться подавить меня. Ты никогда не контролировала ситуацию.
Мои щеки обжигает жар. Острый гнев из-за того, что он прав, опаляет нервы.
– Как долго ты это замышлял?
Он держится за руль обеими руками.
– Сначала я смирился. Думаю, ты бы назвала это периодом охлаждения. Но потом ты попросила об интервью.
– Так это моя вина, что мы оказались здесь?
– Нет, – говорит он низким и размеренным голосом. – В этом нет ничьей вины. Это все равно, что обвинять небо в том, что оно голубое. У него нет цвета – это видимое явление, происходящее из-за слоев озона и кислорода.
– Мы всего лишь кучка молекул, наш мозг запрограммирован на формирование нашей личности, нашей идентичности. Это предопределено. Никакое воспитание или жестокое обращение не могло изменить никого из нас.
– Это точно неизвестно, Грейсон. Это долгая дискуссия, которая ведется десятилетиями. Это лишь твое мнение.
– Неужели? – Он смотрит на меня. – Сколько лет и скольких пациентов ты пыталась реабилитировать?
Я не отвожу от него взгляда, не в силах ответить.
– В тот день, когда я ждал в приемной, ты выбрала меня не потому, что может быть, только может быть, я был ответом на твой вопрос о том, возможна ли реабилитация. Ты выбрала меня, потому что я был доказательством того, что это не так.
Я качаю головой.
– Нет.
– Да, Лондон. Без твоей помощи я не смог бы спланировать все до деталей. Я хорош. Чертовски хорош и да, умен – но это была сложная стратегия, рассчитанная на длительный период времени, и для ее исполнения требовалось, чтобы все правильные элементы встали на свои места. И ты сделала это возможным.
На каком-то уровне такая вероятность существовала. Как гениальный манипулятор, Грейсон понял мои слабости и использовал их для достижения желаемого результата. А я тщеславный психолог, который пыталась контролировать нестабильные отношения с пациентом.
И провалилась.
– Это не то, чего я хотела.
– Это то, что тебе нужно, – говорит он. – Ты кричала в пустоту, требуя ответа, и пустота тебя услышала. Это предопределено.
– Ты законченный психопат, – говорю я.
Мы сворачиваем с шоссе. Через несколько миль машина выезжает на грунтовую дорогу, и мое беспокойство возрастает. Я снова пытаюсь освободиться от наручников, но вскоре мы оказываемся на затемненной подъездной дорожке.
Он ставит машину на парковку.
– Оставайся здесь. – Он смотрит на меня.
Я наклоняю голову, чтобы козырек не мешал выглянуть в окно. Нас окружают лесные пейзажи. А посреди густых деревьев на фоне ночного горизонта стоит большой дом в современном стиле.
Если он привез меня в дом, значит, никто не знает, что он существует. У большинства моих пациентов были скрытые убежища. Вторые дома. Трейлеры. Склады. Это было их логово для убийства. Секретное место, куда они привозили своих жертв.
Я замираю от паники. Настоящей паники. По мере того, как осознаю реальность ситуации.
Грейсон привез меня в свое логово.
Что я наделала.
Я чувствую, как трудно дышать, когда он лезет в карман и вытаскивает связку ключей.
– Помнишь, во время сеанса я говорил, как мне нравится решать головоломки. Есть что-то приятное в том, чтобы собрать кусочки вместе. Я собирал их всю свою жизнь, ища тот, который положит конец моим страданиям. Ты была паззлом, Лондон. И как только я тебя увидел, то уже не мог не начать складывать кусочки. Ты создала в моей жизни неизвестную переменную, которую я должен был расшифровать. Ты была ключом.
– Ключом к чему?
Он не отвечает. Вместо этого он подходит, чтобы открыть наручники.