Unknown

– Ключ к чему, Грейсон? Боже, ты понимаешь, как безумно это звучит? Я бы никогда не поставил тебе диагноз «шизофренник», но ты заставляешь меня усомниться в моих способностях как психолога.

Он удерживает мои запястья вместе. Кожа болит, крепкая хватка сковывает мои руки. Его лицо оказывается так близко к моему, что я задерживаю дыхание.

– Ты забываешь, что я попробовал тебя, – говорит он, его слова горячим шепотом обжигают мои губы. – Я был внутри тебя. Я чувствовал твои отчаяние и тоску. Боль, которую ты переживаешь, не физическая. Ты умираешь из-за наказания, которое не получала, но знаешь, что заслуживаешь его.

Я моргаю. Сердце сжимается в груди.

– Я хочу уйти. Сейчас же. Прямо сейчас, Грейсон. Отпусти меня.

Он кладет ладонь мне на щеку.

– Господи, какая ты красивая. – Затем его губы пробуют мои. Сначала медленно и неуверенно, затем все глубже он целует меня, и я приветствую это. Наши движения становятся неистовыми, когда я вкладываю все эмоции в поцелуй, умоляя его. Когда он разрывает поцелуй, я снова говорю. – Пожалуйста, отпусти меня.

Он облизывает губы, скользя взглядом по моему лицу.

– Не выйдет, док. Ты была очень, очень плохой девочкой.

Он тянет меня через сиденья. Я пинаю дверь босыми ногами, борясь с ним. Тишину ночи нарушают крики.

Когда он вытаскивает меня из машины, слышны лишь мои безумные мольбы, гуляющие среди сосен.

Глава 21

ТЕСТ

ГРЕЙСОН

Большинство из нас преследует страх перед неизвестным. Даже Лондон, с ее знаниями и умениями бросать вызов разуму, умирает от ужаса от того, что не знает, что ее ждет на другой стороне. Ее тело дрожит. Адреналин поступает в организм. Мое прикосновение стало для нее злонамеренным действием, а не утешением.

Я провожу пальцем по ее волосам, пытаясь успокоить ее. Ей нужно быть спокойной, чтобы приступить к следующей части.

Землистый запах леса смешивается с ее слабым запахом сирени, и это кажется правильным. Как будто она принадлежит этому месту. Как будто она дома.

– А сейчас я должен тебя приковать, – говорю я ей.

Она пытается сопротивляться, но мышцы ослабли. Энергия почти иссякла. Тело истощено и измучено. Если она позволит, это может стать для нее переломным моментом.

Она расслабляется напротив меня.

– Грейсон, пожалуйста. Я просто хочу зайти внутрь. Я голодна и обезвожена. Я вся в грязи. Я знаю, что ты не хочешь этого делать. Ты можешь сопротивляться этим желаниям. Ты не хочешь сделать мне больно.

Я прижимаюсь губами к ее макушке.

– Дело не только в твоем наказании. – А еще и в моем. – Как ты думаешь, почему единственный человек, к которому я испытываю чувства, оказался нарциссическим социопатом?

– Пожалуйста, – шепчет она.

Я качаю головой, отрывая ее от груди.

– Нам обоим нужно кое-что выяснить, Лондон. И существует только один способ это сделать.

Ее запястья в грязи и синяках. Под цепями виднеются темно-красные кольца засохшей крови. Я тащу ее к тонкой сосне и обвязываю цепь вокруг ствола. Ее хныканье начинает меня беспокоить.

– Ты не какая-то слабая несчастная жертва. Ты знаешь, почему ты здесь.

Она издает крик. Это крик разочарования, а не страха. Она плечом отбрасывает со лба спутанную челку.

– Когда я освобожусь… – она замолкает, в ее тоне ясно слышна угроза.

Я беру лопату и смотрю на нее.

– Я буду ждать тебя. – И втыкаю лопату в землю. – Здесь нет всего, что бы я хотел, – говорю я ей, бросая землю в кучу. – Большинство вещей я добавлял в список мысленно. Пришлось сделать некоторые исключения. Но я построил для тебя прекрасную трехмерную модель. Собственную головоломку. Твою собственную ловушку, Лондон. – Я смотрю на нее. Она дрожит у дерева, прижав колени к груди. – Не могу дождаться, когда ты ее попробуешь.

– Ты не сделаешь это, – говорит она. – Все перепуталось. Нет камеры. Я тебя знаю, Грейсон. Где страх? Где фотографии моих жертв? – Ее голос пропитан гневом. – Нет. Ты не можешь сделать это, потому что это противоречит твоим убеждениям и схеме действий.

Я останавливаюсь, чтобы посмотреть в ночное небо.

– Как я уже сказал, пришлось сделать некоторые исключения. – Я снова копаю, наслаждаясь ощущением черенка, трущегося о ладони. – За тобой тянется длинный след жертв, Лондон. Я позволю тебе самостоятельно вспомнить их лица.

– Ты садистский ублюдок, никаких жертв нет!

К тому времени, как яма вырыта, солнце начинает выглядывать из-за деревьев. Затихли сверчки. Лес спокоен, нас окружает свежий утренний воздух. Я бросаю лопату и затаскиваю деревянный ящик в только что выкопанную землю. Придется использовать ящик для перевозок. Сам по себе это не гроб, но этого будет достаточно.

Я прибиваю еще несколько досок по бокам, чтобы закрыть зазоры, затем вылезаю и становлюсь на колени перед Лондон. Она истощена. Ее одежда была покрыта грязью, а сама она дрожит. Ее голова опущена, и я кладу руки на ее щеки, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Ты можешь положить конец нашей боли, – говорю я. Я потираю ее щеки большими пальцами, убирая следы засохших слез. – Покайся, Лондон. Освободи себя. Признай правду о том, кто ты и что сделала, и на этом все закончится.