Unknown

– Ага. Я их задушил, – повторяет он, на этот раз легче, как будто ему приятно это признавать. В каком-то смысле, Роджер теперь тоже свободен.

Я сжимаю ключ в руке. Затем тяну. Роджер снова возносится. Он с облегчением вытягивает ноги.

Я перехожу к последнему камню. Я уже поняла, как это работает, даже если до Роджера еще не дошло. Неважно, сколько ключей болтается у меня над головой: на самом деле мне нужно выбрать между двумя. Это мой настоящий выбор. Грейсон знает меня – он понимает меня, предугадывает мои действия.

Один ключ освободит педофила. Один ключ положит конец его жизни.

Я изучаю ключи. Сияющие бронзовые, ржавые металлические, блестящие серебряные. Они красивы. Я никогда не признавалась в этом – даже тогда, – но когда я вытатуировал ключ поверх шрама, я запечатлела убийство. Это был мой трофей. Теперь я могу это признать.

Навес из кроваво-красных нитей и ключей переливается темной мелодией, которая взывает к моей душе. Нет, я не родилась такой. Меня похитили, обработали, и я переродилась в другом мире, который обычный человек видит только в кошмарах. Я никогда не боялась монстров, потому что один из них уже был внутри меня.

– Я хочу знать, где мальчик, – надавливаю я на Роджера.

Пот льется с его спутанной редеющей шевелюры. Здесь и сейчас он предстает таким же жалким, какой он есть в жизни. Он качает головой.

– Я не могу сказать.

– Можешь и скажешь. – Я колеблюсь между двумя ключами. Первый – позолоченный. Новый и незапятнанный. Второй – ржавый. С покореженными зубцами, серебро пообтерлось и поблекло. Это копия ключа, который вытатуирован на моей плоти.

Грейсон выбрал его для меня.

– Что ты видишь, когда думаешь о Майкле? Что ты чувствуешь, Роджер? – Моя рука поднимается в воздух.

Роджер находит силы, чтобы оттянуть упряжь. Его ругань разносится в ночи, пока он царапает кожу.

– Он особенный, – наконец, говорит он. – Я наблюдал за ним дольше всех. Боже, какой он красивый. Детские голубые глаза. Тонкие светлые волосы подстрижены под горшок. А кожа мягкая и нежная.

Хотя он потерялся в воспоминаниях, его нижнее белье демонстрирует, что на самом деле он не чувствует раскаяния. Эрекция натягивает грязный материал. Я с отвращением отвожу глаза.

Однако я должна знать, способен ли этот человек измениться. Я снова смотрю на Роджера.

– Ты можешь отпустить его? – Я не спрашиваю, отпустит ли он его. Я спрашиваю, сможет ли. Для такого мерзкого человечишки, как он, эти фразы не взаимозаменяемы.

Его рот дергается, когда он пытается сформулировать слова. Микровыражение лица о многом говорит. Я плохо вижу, тем более в темноте, но все же он не может скрыть истинные чувства.

– Да, – кричит он. – Хорошо? Я отпущу его. Освободи меня, и я отведу тебя к нему.

Лжец.

– А что насчет остальных? – Настаиваю я. – Что насчет детей, которым ты причинишь боль в будущем? Как мы можем верить, что ты исправился и никогда больше не навредишь и не убьешь другого ребенка?

Его смех разносится по поляне.

– Ты серьезно? – Он смотрит на меня. – Ты гребаный психотерапевт. Ты знаешь, как работает моя болезнь. – Он глубоко вздыхает. – Я попробую, хорошо? Я обращусь за помощью. Я буду ходить на собрания. Я надену на член чертов пояс верности! – Он еще сильнее борется с упряжью, сковывающей его. – А теперь вытащи меня отсюда, гребаная ты пизда.

Да, помимо парафилии, у Роджера было множество других расстройств. Среди которых женоненавистничество и мизогиния. И в будущем он не изменится. Если мы его отпустим, то он, возможно, проведет какое-то время в тюрьме. Но, в конце концов, его отпустят. Освободившись, он снова начнет охотиться на невинных.

Когда дело касается хищников, охотящихся на детей, наша система правосудия терпит неудачу. В случаях, когда дело касается именно тех жизней, которые нуждаются в максимальной защите и убежище. Грейсон стал жертвой такого же монстра, как Роджер, и мы с сестрой тоже. И никого из нас уже не излечить.

– Чего ты ждешь? – Кричит Роджер. – Сделай это!

«Один его освободит. Второй – убьет».

Я дергаю ржавый ключ.

Крик Роджера разносится по лабиринту, прежде чем он ногами вперёд ныряет в резервуар с кислотой.

Он опускается на дно контейнера. Вода пузырится и пенится, сначала розовая, а затем темно-красная. Плоть раскачивается в стороны и ударяется о стенки, а затем всплывает на поверхность. Я не отворачиваюсь – не могу. Я наблюдаю за разворачивающейся картиной ужасной смерти.

Проходят минуты, а может, и секунды. Жидкость превращается в пастообразную субстанцию, слишком густую, чтобы можно было разглядеть Роджера.

В голове – вакуум. Все мысли испарились в ночи. Есть только я. Чистейшее чувство принятия сливается с естественным порядком. Мое существование в равновесии.

Затем я чувствую, как мою талию обнимают руки.

Грейсон прижимает меня к груди. Я откидываю голову назад, чувствуя, как его сердце бьется в такт с моим. Его твердое тело прижимается ко мне, и он произносит:

– Наше первое убийство.

Глава 29

ОСВОБОЖДЕНИЕ

ГРЕЙСОН