Unknown

— Он может пойти трахнуть сам себя и свою шлюху. Грёбаный лжец… Надеюсь, он подцепит от неё какую-нибудь гадость. И вообще, надеюсь, что у них обоих родятся зелёные человечки.

Райли провожает меня в номер и закрывает дверь, внутри меня разрастается чувство глубокого отчаяния и предательства. Никогда в жизни мне не было так больно. Никогда. Я хочу, чтобы боль исчезла. Я хочу, чтобы образ Грейсона, уходящего с другой женщиной, исчез.

Смаргивая слезы, хватаю Райли за рубашку и притягиваю к себе.

— Райли, — умоляю я и прижимаюсь губами к его губам, отчего его глаза расширяются.

— Мел, — протестует он, но мне невыносимо это слышать, поэтому я крепче сжимаю губы.

— Пожалуйста, не говори «нет», — умоляю я. — Пожалуйста, не говори «нет». Клянусь, каждый бабник в мире должен быть кастрирован. Ты сказал, что врежешь ему, если он причинит мне боль. Так вот, мне больно, Райли. Действительно больно, и я так устала. Я так из-за него устала.

Я целую его. Райли в ответ прикасается одними губами, успокаивающе гладя мои руки. Они кажутся тёплыми, знакомыми. Он прижимает меня к своему телу, и мне хорошо. Безопасно. Я целую Райли и в голову приходит мысль, может, именно поэтому секс на одну ночь – это всё, чего я стою. Потому что не могу справиться. Это слишком больно. И всегда появляется кто-то ещё, и по какой-то причине парни перестают видеть во мне что-то интересное. По какой-то причине Грейсон тоже потерял ко мне интерес. Я его потеряла.

Нет. У меня его никогда и не было.

Осознание этого факта разрушает меня, поэтому я предпринимаю попытку ещё раз поцеловать Райли в губы, и он мне позволяет. Руки у него не такие мощные, губы не такие свирепые, но они так мне нужны. Хоть что-нибудь, чтобы постараться остановить мысли о том, как… Грей прикусывает зубами мои соски… тянет… ласкает…

Раздаётся стук в дверь, и когда Райли отстраняет меня, я протестующе стону.

— Я могу понадобиться Питу, — объясняет Райли, и я спокойно смотрю, как он направляется к двери, его фигура расплывается сквозь слёзы.

Я отстёгиваю ремешок на одной туфле и вытираю глаза. Одна ночь с Райли, и утром всё будет выглядеть не так паршиво. Я пойму, что Грейсон Кинг не единственный мужчина в мире. Моё сердце всё ещё будет разбито, но я склею его обратно любым способом, и снова буду счастлива.

Я буду счастлива.

Шмыгнув носом, начинаю быстро расстёгивать блузку и тут слышу знакомый тихий голос.

— Где она?

Никогда в жизни не слышала, чтобы кто-то говорил так тихо и в то же время так гневно.

Кожа покрывается мурашками, а взгляд устремляется к двери.

Высокая, худощавая фигура Грейсона в чёрном перекрывает дверной проём, и я ненавижу, как при виде него мой организм даёт сбой.

Я стою посреди комнаты наполовину раздетая. Пьяная. Волосы спутаны. Лицо в потёках. Когда он входит с пылающим собственническим взглядом, живот скручивает от гнева и боли.

Хватаю туфлю, которую снимала, и швыряю в него.

— Вон отсюда! — кричу я.

Он пригибается, туфля ударяется о стену и с глухим стуком падает на ковёр. Затем Грейсон медленно выпрямляется, преодолевает оставшееся до меня расстояние, хватает за руки и притягивает к себе. Каждая клеточка моего тела ощущает его. Он смотрит на меня с яростью, которую я никогда раньше не видела, и начинает застёгивать на мне пуговицы, всё время эти глаза смотрят на меня, пока мой живот не становится тяжёлым, как камень. Он срывает с себя пиджак, набрасывает его мне на плечи, засовывая мои руки в рукава, и застёгивает. Затем тянется к туфле с ремешками, лежащей на краю ковра. Прежде чем я успеваю помешать Грейсону надеть мне обувь, он натягивает её, ловко застёгивает, и говорит тихим, холодным голосом:

— Обними меня.

— Где твоя чёртова рыжая? — требую я ответ.

— Я сказал, обними меня.

Я не подчиняюсь.

Но Грейсону всё равно.

Он поднимает меня на руки, его пиджак огромный для моей фигуры, и у меня нет выбора, кроме как держаться за его шею. Внезапно я чувствую его запах. Я чувствую запах от пиджака, который Грейсон надел на меня, и от его волос, и от его кожи. Запах леса, кожи и мяты. Жжение в глазах от подступающих слёз возвращается, а боль, терзающая сердце, становится яростной и жгучей.

Когда мы проходим мимо Райли, стоящего в дверях, он решительно произносит:

— Держись от неё подальше.

— Если ты сделаешь ей больно... — начинает Райли, но Грейсон обрывает его.

— Нет, если ты ещё раз к ней прикоснёшься, я тебя убью.

От слов Грейсона – если ты ещё раз к ней прикоснёшься, я тебя убью – меня бросает в дрожь.

Райли делает шаг вперёд, но я поднимаю руку, чтобы остановить его, и отчаянно качаю головой. Я не могу рисковать Райли, потому что никогда – никогда в жизни – не видела Грейсона таким. Всё его тело будто потрескивает от вырывающейся наружу силы. Держа одной рукой, он несёт меня к служебному лифту, бормоча в свой телефон: «Служебный вход», а затем прячет телефон в брюки и ещё крепче прижимает к своей груди.

Крепче, чем когда-либо.