Unknown

Сами «разборы полетов» проходили в течение первых 36-ти часов, и с каждым часом прессинг из Херефорда касательно передачи информации о действиях патруля только нарастал. Пока они проводились, на заднем плане маячил гарнизонный психиатр, мечтавший поскорее добраться до нас и специально прилетевший из Великобритании с намерением максимально использовать предоставившуюся возможность «поизучать» посттравматическое стрессовое расстройство.

С самого начала я дал понять, что не имею ни малейшего желания общаться с психиатром. Насколько я понимал, то, что я чувствую и о чем думаю, — это не его дело. Единственный психологический разбор, в котором я нуждался, можно было провести с несколькими близкими приятелями за пинтой пива в местном баре. Именно этого я и хотел, и именно об этом я дал ему понять. После нашей первой беседы, которая длилась всего пять минут, больше он меня не беспокоил.

Именно в это время мы наконец получили подтверждение о судьбе Легза, Винса и Боба. Легз и Винс действительно погибли от переохлаждения, а Боб умер от единственного огнестрельного ранения в верхнюю часть груди. Их гробы были отправлены в Саудовскую Аравию, а тела хорошо подготовлены и забальзамированы иракцами. Оттуда их переправили прямым рейсом в Великобританию для опознания родственниками и проведения вскрытия. Новость привела меня в замешательство: здесь и сейчас я был в восторге от своего освобождения, а в следующую — испытывал чувство вины за то, что так радовался, тогда как мои товарищи погибли. Хотя я всегда знал, что, скорее всего, они не выжили, но пока они числились пропавшими без вести, всегда оставался небольшой шанс, что их просто не заметили и они томятся в каком-нибудь госпитале или тюрьме в Ираке. Теперь эта тщетная надежда была окончательно развеяна.

Все военнопленные становились беспокойными. Их ждали друзья и семьи, которые в некоторых случаях месяцами не получали вестей о своих близких. Прошло совсем немного времени, и нетерпение переросло в гнев.

Учитывая это, кто-то наконец опомнился и приказал выпустить «Боинг-727». Было проведено достаточно тестов и написано достаточно объяснительных. Психиатру велели паковать чемоданы, а все дальнейшие беседы могли подождать. Пора было возвращаться домой.

*****

Погода в Англии была настолько плохая, что земля появилась только перед самым приземлением. Дождь захлестывал самолет со всех сторон. «Боинг-727» включил реверс и лайнер вздрогнул, пытаясь остановиться. Снова выглянув в окно, где мелькали асфальт и здания, я заметил два полковых вертолета «Аугуста-109», стоявшие наготове и ожидающие, чтобы доставить нас обратно в Херефорд. Пилот 727-го проигнорировал терминал и, маневрируя, подкатил самолет на расстояние 50 метров к месту, где стояли вертолеты. Пересадка с самолета на вертолет была завершена в считанные минуты, и внезапно мы оказались на последнем этапе — финальном 20-минутном перелете обратно в Стирлинг Лэйнс.

ГЛАВА 19

База 22-го полка САС, Стирлинг Лэйнс, март 1991 г.

Я сидел на краешке стула, вытянув перед собой костыли и ногу, и блуждал взглядом по скудно обставленной комнате. В противоположном от нашего места конце стоял огромный полированный стол. Стены украшали лишь редкие мемориальные доски, картины или памятные вещи. Я не должен был нервничать, но ощущение того, что мне уже доводилось бывать в подобной ситуации, в таком же кабинете и перед человеком в таком же звании, явственно витало в воздухе. Пришлось заставить себя вспомнить, что я нахожусь на дружественной территории.

— Добрый день, ребята, — из невидимого дверного проема, одетый в свою камуфляжную форму с синим полковым ремнем, целеустремленно вышел командир Полка. Крупный мужчина ростом более 6 футов⁷⁰ с непокорной копной черных волос, он направился к тому месту, где мы сидели. Я начал было подниматься вместе с Энди, Динжером и Мэлом, но он настоял, чтобы я остался сидеть, пока он пожимает нам руки.

Из двери, через которую входили мы, появился помощник с подносом, на котором стояла бутылка шампанского и пять высоких тонких бокалов. Поставив поднос, человек незаметно исчез, закрыв за собой дверь кабинета. Отодвинув стул, чтобы сесть в противоположном углу, полковник произнес свою вступительную фразу, которая будет жить со мной до конца моих дней:

— Итак, джентльмены, прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы вы все знали, что вас не собираются отдавать под трибунал.

В комнате установилась оглушительная тишина, кровь отхлынула от моего лица, и я почувствовал, что при этих словах у меня отваливается челюсть. О чем, черт возьми, он говорил? Военный трибунал? Я внимательно посмотрел на человека, чтобы понять, не шутка ли это, но он просто смотрел на меня в ответ, не проявляя никаких эмоций. Я бросил быстрый взгляд на остальных, у которых на лицах было написано такое же недоверчивое выражение. «Он, видимо, нас разыгрывает, — подумал я про себя. — Этот парень даже представить себе не может, через что мы прошли!»