Unknown

«Я просто хочу сказать тебе, - прошептал он в темноте, поглаживая меня, доя меня, его большой палец размазывал вытекающую смазку по головке моего члена, - что ты волен встречаться с кем хочешь».

«Ты не обязан трахать», - простонал я, подавляя звук, и посмотрел на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта с нашей стороны. «Ты уверен, что она заперта?»

«Да, заперта».

Мы могли слышать их, а они могли слышать нас, если бы мы говорили нормально, поэтому мы так горячо шептались и сглатывали звуки, которые могли быть очень, очень громкими, когда нам везло, и девочки обе ночевали у своих друзей в одну и ту же ночь.

«Бранн?» - хрипло произнес он мое имя, откидывая одеяло и проскальзывая между моих ног. «Согни колени».

Я сделал все, как было велено, и был вознагражден: сначала его язык провел по истекающему концу моего члена, а затем он медленно, уверенно, глубоко проглотил меня, заглатывая по всей длине, пока не овладел каждым дюймом.

Это был рай.

Я и не подозревал, что у него есть смазка, пока палец не вошел в меня, и я задохнулся, выплеснув немного в его горло.

Когда он добавил еще один палец, проталкивая оба глубоко и одновременно посасывая мой член, я выгнулся на матрасе, потеряв дар речи, потому что так и должно было быть, и единственное, о чем я мог умолять, - это выгибать бедра и задыхаться.

Эмери Додд был красивым, сексуальным мужчиной, но если вы не делили с ним постель, то никогда не узнаете, что его кожа похожа на горячий шелк, когда скользит по вашей, или что его стройные мышцы двигаются плавно, томно, пока он не захочет большего. А потом была сила и власть, и восхитительные манипуляции, когда он сгибает тебя пополам, прижимает к себе и берет то, что хочет - твою покорность, свое удовольствие.

Его руки находились под моими коленями, и он выгнулся надо мной, хищный и непреклонный, широкая головка его члена упиралась в мой вход, давя внутрь, мои мышцы напряглись вокруг него, а ноги задрожали в его хватке, когда я заскулил, и этот заглушенный звук стал еще более развратным и отчаянным. Не то чтобы меня это волновало, вся моя гордость была отброшена. Он забрал ее у меня, фасад, контроль, который я демонстрировал всем, лишил меня всего этого, когда мы были в постели, и когда он снял с меня всю броню, тогда он трахнул меня, как делал это сейчас, вбиваясь в меня, весь я полностью принадлежал ему.

Я выгибался, проталкивая его глубже, и его глаза сверкали в темноте, а затем сузились до щелей, которые было трудно разглядеть.

«Бранн», - прошептал он, толкаясь в меня только для того, чтобы откинуть бедра назад, почти освободившись от моего тесного отверстия, прежде чем он вошел в меня снова и снова, неустанно, без колебаний, ясно давая понять, что я принадлежу ему.

Я потянулся к нему, и только тогда карающий ритм ослаб, когда он выгнулся надо мной, чтобы подарить жестокий поцелуй, неистовый, пожирающий, одной рукой вцепившись в мои волосы, когда он вошел в меня, перебирая мои яйца, когда я кончил в порыве страсти, забрызгав его живот и грудь, дергаясь и содрогаясь под ним.

Он впился в мое тело и кончил вот так, зарывшись в него, закрепившись, сделав все внутри горячим и скользким, прижавшись к моей груди, и звук его хрипловатой усмешки поплыл по моим венам, прежде чем он снова поцеловал меня, на этот раз мягче, но с тем же требованием губ, языка и зубов. Мне пришлось повернуть голову, чтобы отдышаться.

«Ты всегда такой внимательный, когда ревнуешь», - прошептал я, прижимаясь к его блестящей коже, улыбаясь, довольный телом и душой, готовый уснуть в его объятиях.

«К чему ты... к чему я должен ревновать?» - спросил он, отстраняясь от меня, как делал всегда, медленно, нежно и очень осторожно.

«Не знаю», - хмыкнул я, наблюдая, как он натягивает на нас одеяла, и нас обоих не волновало, что мы были липкими от спермы. «А почему ты?»

«Ты занимался с ним любовью».

«Поправка. Я его трахал. Разница есть».

«Я не хочу, чтобы ты трахался с кем-то, кроме меня».

«Не волнуйся об этом. Этого никогда не случится». Я притянул его к себе, прижав к груди и крепко сжав. «Я умнее, чем кажусь, ты знаешь».

«Я хочу пожениться, когда мы вернемся. Я не хочу ждать до января. Мы идем в мэрию».

«Девочки захотят устроить свою вечеринку», - поддразнил я его, и мои глаза закрылись раз, два, прежде чем я просто забыл их открыть. «И все с цветами. Мы обещали, что будем стоять на кухне у люстры».

«Это серьезный разговор», - сообщил он мне. «Открой глаза».

Я застонал, но тихо.

«Сейчас».

Я сделал то, что мне было сказано.

«Мы можем получить все, что хотят девочки, и все равно сделать это в следующие выходные. Я скажу Малу, когда мы вернемся домой. А ты скажи Хаку».

«Кольцо не сделает меня более твоим, чем есть сейчас», - пообещал я ему.

«Я знаю», - согласился он, глубоко целуя меня, прежде чем остановиться и заглянуть в мои глаза. «Но тогда мне не нужно будет вытрахивать тебя в матрас каждый раз, когда я буду ревновать».

«Я знал, что ты ревнуешь».

«Да, ты очень умный».

Я насмешливо хмыкнул, и он улыбнулся.