Unknown

Пока Ольга ходила за фужером, я почувствовал, как во мне закипает злость. Я буквально был готов взорваться от эмоций. Потеряна была целая жизнь, о которой я раньше мечтал. Верх брало разрушение. И здесь ничего удивительного: обманутые чувства всегда будут стремиться к разрушению, злости, агрессии, уничтожению. Этот второй лишил меня путешествий, успехов и поражений, он лишил меня любимой женщины и, как минимум, дважды ее обидел. Это не могло вызывать чувство благодарности, лишь ненависть и злость.

– Ваш алкоголь, сэр! – иронично произнесла Оля.

Я обернулся и увидел перед собой женщину, которую он любил и с которой провел целую жизнь. Я увидел его главное сокровище. Это было нетрудно понять, поскольку она всегда была рядом с ним. Фотографии это выдавали. Я подошел к ней, взял за плечи, осмотрел, пытаясь понять, что он в ней такого нашел и почему выкинул меня из мира на десятки лет. Она молча смотрела на меня. Я присел, чтобы задрать ей платье, просунул руки за бедра, ухватился за талию. Сжал ягодицы. Поцеловал Олю в губы. Затем с напором злости надвинулся на нее, грубо хватаясь. Она ничего не говорила, просто подчинялась и тихонько вскрикивала. Я выплескивал злость на нее, стараясь телом выругаться за все несделанное и не пережитое. Я мстил ему за то, что совал член в другую женщину.

После секса мы молчали. Оля тихонько прижималась к моему плечу, а я, обессиленный, смотрел стеклянным взглядом в пустоту. Я осознавал, что она не виновата и я не должен ее за что-то винить, но все же понимал, что был с чужой женщиной. Во мне боролись то злость, то депрессия. Хотелось завопить «За что?», но сил уже не было. Я будто вошел в круги ада на испытание бессмысленности своего существования. Думал, что оставить в жизни что-то важное будет достаточным для счастья, но, потеряв годы своей жизни, понял, что этого все равно мало. Может быть, причина была в том, что идею реализовал другой человек, может, в том, что я был злостно обманут, или в том, что был слаб для настоящей жизни и просуществовал на вторых ролях. Черт его знает, что было из этого главным. Я знал другое: потерять жизнь в мгновение ока очень страшно. Это может подкосить любое храброе сердце.

Оля спала, а я, пьяный, сидел один в темноте у окна и смотрел в черный летный вечер. Жаль, что счастливыми в одиночку не бывают. Даже если напиться. Даже если вас двое в теле. Два десятка лет молодой жизни забрали и не дали ничего взамен, кроме изменившихся условий. Всего лишь сон в пустоте... Это неописуемо ужасно – забывать дни, еще страшнее – забывать недели, месяцы, это может свести с ума, но годы – это уже полное безумие! Становится страшно закрыть глаза – боишься снова исчезнуть. Каждая секунда начинает иметь значение, просто потому, что она твоя, она прожита, она была в жизни. И вроде бы какой вообще смысл в желании прожить каждую минуту? Но ответа не будет, потому что это не имеет совершенно никакого смысла. Это просто инстинкты. Как психически больные люди боятся потерять остатки рассудка, так и люди, теряющие кусочки жизни, боятся не прожить свое. Жаль, что я знаю, что это такое.

Взяв бутылку с собой, я прошелся по дому. Наткнулся на какой-то кабинет. Судя по всему, он был мой… или его – я уже не знал, как правильно называть. Пройдясь по комнате, я постарался почувствовать, что за человек в ней жил. В кабинете располагался огромный шкаф с книгами, разложенными по темам: психология, педагогика, справочники по психиатрии, филология, школьная литература, много книг по медицине на тему нервной деятельности, остеология, физиология, дидактика, менеджмент, маркетинг, политология и еще много всего. Одно прослеживалось однозначно: его интересовал человек, как он функционирует и как им управлять. Были напечатаны речи с корректировками от руки, пометки в блокноте на политические темы. Стояла доска для рисования маркером, а на ней был нарисован синим цветом график с осью координат. Стоял штатив, а на столе лежала раскрытая профессиональная видеокамера. Я покрутил ее в руках, полистал видеозаписи, с трудом попадая по кнопкам, нажал на видео.

«Коммунизм нельзя воспринимать всерьез, хотя бы потому, что он не учитывает частное и априори биологическое. Когда все принадлежит всем, оно не принадлежит никому. Зачем ценить то, что является общим? Люди срут в подъездах не потому, что они либералы», – звучал голос с камеры. Для пьяной головы это было слишком сложно. Я нажал на паузу. Открыл ноутбук. Не сразу сообразил, что он сенсорный. Затем решил проверить, что стало с моим методом, и создал запрос «метод Пигмалиона Косачев». Читать было сложно, буквы буквально плыли по экрану, расплываясь пунктирными полосками. Помотав головой, я увидел видео среди результатов поиска. Нажал проиграть.