Унтер-офицер и другие

— Не умничай, — машет он на меня рукой. — Я лучше тебя знаю, где мне охранять свою жену! В селе я ни за что не останусь!

В душе я рад такому решению: значит, солдаты Кошута снова будут вместе.

— Хорошо, Геза, — соглашаюсь я, — я не возражаю.

Мольнар идет в советскую комендатуру, а мы направляемся в полицию.

Через десять минут Мольнар уже появляется во дворе, но не один, а вместе с лейтенантом Григоренко.

Мы выстраиваемся в ряд: нас двенадцать человек, двенадцать молодых вооруженных венгров из села Варьяш…

Лейтенант Григоренко подносит правую руку к козырьку фуражки и почти торжественно говорит:

— Благодарю вас, товарищи венгерские бойцы!

Мы выходим на улицу, где нас уже ждет советский грузовик, в кузове которого на ящиках со снарядами сидят несколько артиллеристов.

— Быстро в машину! — кричит Григоренко. — А то пешком придется идти!

Мы залезаем в кузов. Артиллеристы с любопытством рассматривают нас, наши плащи с национальными повязками на рукаве, наше оружие.

Григоренко что-то объясняет им, и после этого они сразу же веселеют, с улыбками пожимают нам руки, угощают папиросами и теплым чаем из своих фляжек. Мы в свою очередь делимся с ними соленым салом, которое выдали нам из запасов бежавшего на запад помещика Холлоши.

Лейтенант Григоренко запевает «Три танкиста», и артиллеристы потихоньку подпевают ему.

Бой идет между Кешерюкутом и Модорошем, а вернее говоря, на участке, непосредственно прилегающем к нашему селу. Русские минометы ведут огонь по высотам, на которых окопались гитлеровцы. Вдоль дороги расположилось до трех советских рот, — по-видимому, с задачей зайти во фланг гитлеровцам, находящимся на высотах. К югу отсюда, в районе Кешерюкута, идет жаркий бой: воздух в долине содрогается от грохота пушек, на лугу ревут советские танки, а позади русских позиций, совсем рядом с ними, снуют взад-вперед грузовики и повозки, запряженные лошадьми. Повсюду дым, грохот… Какими маленькими кажутся с высоты люди! Танки и те скорее похожи на игрушечные. Кисловато пахнет порохом. Ветер доносит до нас шум близкого боя…

Грузовик, на котором мы едем, от развилки сворачивает влево. Шофер на минуту тормозит, и мы спрыгиваем на землю. Артиллеристам нужно дальше, на их огневые позиции, они приветливо машут, прощаясь с нами.

Дальше наш путь лежит по лесной просеке, на которой мы встречаемся с множеством советских солдат, одни из которых куда-то идут, другие, видимо, отдыхают.

Лейтенанту Григоренко то и дело приходится объяснять командирам встречающихся нам на пути подразделений, кто мы такие, куда и зачем идем. Выслушав объяснения, советские офицеры смотрят на нас доброжелательно.

На соседней просеке наталкиваемся на советских связистов, которые катят большую катушку с телефонным кабелем. Командует связистами, все время торопя их, офицер с закопченным от пороха лицом, с воспаленными до красноты глазами. Одна рука у него забинтована и висит на перевязи.

Через полчаса мы уже находимся на вершине одного из холмов, откуда все видно как на ладони. Если оглянуться назад, увидишь даже родное село. Справа от нас долина, а над ней цепь холмов, на которых и расположился батальон майора Головкина.

И тут гитлеровцы открыли по нас минометный огонь, да такой сильный, что мы врассыпную бросились по окопам.

До чего же надежное дело окоп или траншея! Очень надежное… В момент обстрела его не променяешь ни на какую квартиру, обставленную самой шикарной мебелью. Метрах в двадцати от нас, тоже в траншее, лежали советские солдаты.

Григоренко громко позвал старшину, и тот, низко пригибаясь, пробежал по неглубокому ходу сообщения. Скуластый и желтолицый, он был худ и не походил на русского. Очутившись в нашем окопе, он присел на корточки, чтобы не высовывалась голова, и доложил лейтенанту о прибытии. Когда же Григоренко что-то сказал ему, старшина одарил всех нас улыбкой.

— Хорошо, очень хорошо, — закивал он.

Нас расставили по окопу шагах в пятнадцати друг от друга. Соседом Габора Шуйома справа оказался советский солдат. Григоренко ушел, и мы остались одни.

— Ну, дружище, — заговорил первым Бубик, обращаясь ко мне, — горячо здесь будет, можешь мне поверить. А разве нет? Посмотри, ведь мы находимся почти на самом гребне горы.

— Это неплохо, — заметил Йошка Козма. — По крайней мере видно, что делается внизу.

Мы закурили, но не успели докурить, так как немцы усилили и без того сильный минометный огонь. Все кругом содрогалось от разрывов мин, осколки с отвратительным свистом пролетали над головами: какое уж тут курение! Мы скорчились на дне окопа, и лишь один Бубик выглядывал из-за бруствера, оповещая нас о том, что творится на поле боя, внизу.

— Вижу два немецких танка!.. Ползут, мать их задери! Вот они приближаются к шоссе… О боже, что это! Да ведь за ними идет пехота… да еще сколько!.. Смотрите, ребята, русские артиллеристы влепили снаряд в эту стальную махину. Да еще как влепили! Прямое попадание! Ну и метко же они стреляют… А вот и второму танку каюк. Но пехота все равно лезет и лезет наверх. Эй, Фери, не пора ли и нам открыть огонь?