Унтер-офицер и другие

Все хуторяне собрались перед домом садовника. Жига Мольнар встал на стул и начал объяснять жителям хутора, как будет проходить раздел господской земли.

В самый разгар его речи на дороге показалась советская штабная машина. Через минуту она уже подкатила к дому садовника. Я не поверил своим глазам, когда из машины вышел майор Головкин, а вслед за ним и Мишенька. Мы бросились обнимать друг друга.

— Федор Васильевич! Мишенька!

— О, товарищ начальник!

Переводчик майора, которого я видел впервые, с улыбкой смотрел на нас.

— Я привез всем вам большую радость, — начал Головкин, и глаза его весело блеснули. — Части Советской Армии полностью освободили от захватчиков территорию Венгрии и вступили на землю Австрии… Я искал тебя по всему селу. К сожалению, мне нужно ехать…

— Куда? — спросил я.

— Куда? — улыбнулся майор. — В Берлин!

И только тут до меня дошло, что войска Советской Армии, полностью освободившие нашу страну, продолжают борьбу и что для них еще не настал мир, который мы уже получили из их рук. Стоило только подумать об этом, как мне сразу же стало стыдно, что утром на заседании я сидел и злился…

Головкин поцеловал меня в щеку, прощаясь.

— Федор Васильевич, дорогой Федор Васильевич, — сказал я ему, — береги себя… А мы здесь, у себя, будем продолжать то, что начали. Будем продолжать до полной победы!..

Майор сел в машину и поехал, а мы с хуторянами долго махали ему вслед фуражками. А в руке у Жиги Мольнара, которой он махал, провожая майора, были крепко зажаты листки, дающие людям право на владение отобранной у помещиков землей.

РАССКАЗЫ

«КАМЕННАЯ СКАМЕЕЧКА КОРОЛЕВНЫ»

Бодра первым заметил парней в яме. Его напарник Салаи плелся позади, шагах в двухстах, опираясь на карабин, как на палку. Светило солнце, но сильный ветер гнал поземку, и крохотные острые снежинки били в лицо, мешая смотреть. Бодра чуть было не свалился в яму, вокруг которой громоздились каменные обломки.

— Салаи! — крикнул он, обернувшись назад. — Здесь венгры!

Похоже, что яма была естественной выемкой размером с бомбовую воронку — метров восьми — десяти в диаметре, — только более мелкой. Находилась она меж двух каменистых холмов, возле широкой проселочной дороги, по сторонам которой не росло ни одного деревца. Дорога сбегала с гор к реке. Талые воды, стекающие по склону холма, и дожди размыли стенки ямы. Возможно, когда-то из нее брали камень, а засыпать забыли. По краям ямы росло несколько уродливых кустов боярышника. Местность вокруг каменистая. Из-под снега — его выпало не много — то тут, то там виднелись грязно-желтые обломки песчаника.

— Пожрать есть что-нибудь? — спросил Бодра.

Пятеро парней лежали на краю ямы, словно на носу лодки, лицом на юго-восток. У четверых были винтовки, а пятый, с огненно-рыжими волосами, припал к пулемету, ствол которого смотрел на дорогу. Губы у парней были синими от холода, а уши подозрительно белели. Все обмундирование на них, от шапок до сапог с короткими голенищами, новенькое, с иголочки, рукава не по росту больших шинелей подогнуты.

«Окоченевшие маленькие кретины играют тут в солдатики, вместо того чтобы разбежаться по домам, в тепло».

На дне ямы, словно поленья, лежали десятка два фаустпатронов.

Бодра пожалел, что не поздоровался с ребятами, как-то не догадался. Вот уже трое суток, как он стал туго соображать. В голове ужасный шум, который не проходит со дня боя за переправу.

Командир роты говорил, что все это не так страшно: всего-навсего разведка боем. О наступлении русских и речи быть не может. Мы, мол, ребята, и не в таких переделках побывали. Важно продержаться минут десять, не больше, а там русские сами отойдут на противоположный берег. Он прямо так и сказал, слово в слово. Откуда он это взял? Неизвестно. Однако сказал. Ну да теперь уже все равно. Сейчас самое важное — наесться. Любой ценой. Трое суток у них крошки во рту не было в этой богом проклятой, словно вымершей пустыне. От голода он так ослаб, что временами у него начиналось сильное головокружение.

— Вы что, оглохли?!

Парень, лежавший ближе всех, с краю, что-то произнес окоченевшими губами, но ветер отнес слова в сторону.

— Что такое? — Бодра наклонился.

— Вон Вереша спросите, — повторил парень.

Вереш отвечать не спешил. Он внимательно осматривал Салаи, подошедшего к яме. Левую щеку Салаи подставил ветру, а правую прикрыл воротником шинели, придерживая его рукой.

На вид Верешу можно было дать лет шестнадцать, не больше. Парень был рослым, но скорее широким в кости, чем толстым. У него были нежные губы и густые волосы, выбивающиеся из-под шапки.

Бодре сразу же не понравился рот Вереша. При таких холодных глазах откуда взяться рту с мягкими и пухлыми, как у девчонки, губами?

— Вы пограничники, — сказал Вереш.

Бодра промолчал.

— А мы, — продолжал Вереш, — пехотинцы. Солдаты третьего взвода второго батальона двадцать шестого пехотного полка. А это значит, что мы с вами из разных частей.

— Точно, — вымолвил Салаи и сплюнул кровь на снег.

— Идите в свою часть, там и получите паек.