Унтер-офицер Истомин. Красно-белые волны в Царицыне и окрест

Поставили на краю платформы напротив вчерашнего расстрельного места. Из толпы выбежала сестры милосердия и, закрыв лицо руками, рыдая, убежала в санитарный вагон. Носович благодарно проводил её взглядом и трижды перекрестился, но вдруг из штабного вагона показался комиссар:

– Отменяй! В Харьков его!

Толпа недовольно загудела. Через полчаса под охраной двух старых солдат-фронтовиков на паровозе отвезли на узловую станцию на поезд с тяжело ранеными. Коменданту приказали найти служебное купе, а по составу разнёсся слух о германском шпионе.

Носович ждал в общем вагоне на боковой скамейке. Напротив сидел раненый с перевязанной грудью и ногой. Вдруг выхватил револьвер и нажал на курок. Щелчок! Второй! Третий! Носович бросился в сторону, а конвойный отобрал револьвер и потащил генерала в купе. Конвойные встали по разные стороны двери.

– Пьяный! Повезло тебе, барабан пустой. Поговори с народом! – приказал второму. – Поешь, генерал, – протянул кусок хлеба в засаленной тряпке. – Держи червонец. Купишь поесть.

– Где?

– Не скумекал ишо.

– Почему им служишь?

– С голодухи.

В вагоне собралась толпа, громко обсуждали как расправиться со “шпионом”. Конвоиры тихо увели Носовича в паровоз и закрылись в отделении для топки. Солдаты, поняв, что упустили момент, начали прикладами бить в железную дверь.

– Не шпиён! Разведчик нашенский! Бумага секретная при ём! – кричали через дверь конвоиры.

Харьков. Март 1918.

На харьковский вокзал прибыли поздно вечером. Ждали, когда выгрузят всех раненых. Повели через вокзал с винтовками за спиной, чтобы избежать стихийной расправы. Только на рассвете дошли до каторжной тюрьмы на Холодной горе. Начальник тюрьмы отвёл Носовича в одиночную камеру.

– Герман Львович Гуревич, – представился наедине. – Помогу, чем смогу. Располагайтесь, Ваше Превосходительство. Читать любите? Принесу книги, разрешу прогулки во дворе, не отдам на расстрел, не испробовав всех средств для спасения.

– Помечу такая забота, милейший?

– Старорежимный, царской службы. Монархист, как и Вы.

Несколько дней никто не заходил в камеру, только утром и вечером открывалось окошко и появлялась оловянная миска с ячменной кашей и кружка с водой. Наконец, пришёл Гуревич:

– Лебединские комиссары недовольны, что Вас ещё не расстреляли. Прислали депутацию, требуют выдать. Наши пообещали расстрелять, но сначала допросят.

Носович решил готовиться к побегу. На прогулках делал гимнастику и бегал по кругу. Гуревич вызвал к себе в кабинет:

– Заметил, чем занимаетесь. Держите! Деньги на свободе непременно понадобятся.

Во время утренней прогулки послышался гул моторов аэропланов.

– Немецкие, – определил Носович.

– Ура! Свобода близко! – закричали арестанты.

– Как могло дойти до такого, что русские офицеры считают освободителями немцев?! – ужаснулся про себя генерал. – Революционеры – враги, немцы – освободители! До чего довела страну революция!

– Хто тут хенерал?! – во дворик вошёл небритый красноармеец. – Давай на выход! Мотор ждёт!

На автомобиле повезли на вокзал в штабной поезд командарма Антонова-Овсеенко.

– Получил телеграмму от Бонч-Бруевича. Приказ доставить Вас в Москву. Из Киева прибыли? Обрисуете обстановку?

Носович вдохновился – кажется, командарм настроен воевать. Подошёл к карте.

– Немцы наступают небольшими передовыми отрядами в полублиндированных поездах, расставляют дозоры вдоль железных дорог, затем расходятся веером, занимая территорию. Население измучено грабежами и самоуправством… банд, – решил не говорить “революционных”. – Не оказывает сопротивления, надеясь, что при немцах будет порядок.

– Ваши рекомендации?

– Во-первых, укрепить станции и позиции между ними для фронтального сопротивления наступающему противнику. Во-вторых, выдвинуть блиндированные поезда с тяжёлой артиллерией. В-третьих, из казачьих частей и запасных кавалерийских полков организовать на юге партизанские отряды во главе с опытными офицерами для уничтожения тыловых коммуникаций противника. Но все три пункта лишь полумеры для замедления наступления. Для настоящей борьбы Москва должна создать единый фронт от Балтики до Черного моря. А точнее, восстановить разваленный вами, революционной сволочью! – последнюю фразу произнёс про себя.

– Москва с немцами воевать не будет. Мы объединились в Союз Южнорусских Республик, будем воевать без Москвы. Пойдёте ко мне заместителем?

– Полагаю, после обвинения в шпионаже моё положение на столь ответственном посту будет более чем шатким. Хочу лично встретиться с Бонч-Бруевичем, попробую убедить в необходимости создания единого фронта и получить назначение из Москвы.

– Разумно.

– А пока верните одежду и компенсируйте деньгами изъятые вещи и лошадь с полной седловкой.

– Пять тысяч рублей и особый пропуск до Москвы.

– Достойно.

Носовича привезли в канцелярию тюрьмы.

– Рад за Вас! – обрадовался Гуревич. – Немцы в 75 верстах, но главковерх обещал не пустить в город. Так что милости прошу ко мне с ночёвкой. Отоспитесь перед отъездом, поедите домашнего, поговорим душевно.